Константин Бадигин - Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка

Павел много знал о воззрениях сына и о многом догадывался.

В Петербурге шумела февральская пурга. Она завалила глубокими сугробами улицы и площади. С четырех часов утра из тюрем выгоняли арестантов, и они лопатами разгребали занесенный снегом город.

Император допоздна засиживался за письменным столом. Не желая посвящать в секретный план индийского похода лишних людей, он многие вопросы решал самостоятельно.

Сегодня он написал генералу Орлову еще одно письмо, разъясняющее его взгляды на будущее завоеванной Индии:

«Индия, куда вы направляетесь, управляется одним главным владетелем и многими малыми. Агличане имеют у них свои заведения, приобретенные или деньгами или оружием, то и цель все сие разорить и угнетенных владетелей освободить и ласкою привесть России в ту же зависимость, в какой она у агличан, и торг обратить к нам. Сие вам в исполнение поручая, пребываю вам благосклонный. Павел».

В конце февраля генерал Орлов донес императору, что все полки выступили в поход. В полках насчитывалось 22 507 человек при двенадцати единорогах и двенадцати пушках. А лошадей взято сорок одна тысяча.

Все полки разделены на четыре заслона. Первым командовал генерал–майор Платов, освобожденный для предстоящего похода в Индию из Петропавловской крепости.

28 февраля генерал Орлов получил рескрипт, в котором государь объявлял войску благоволение за готовность и исправность к выступлению. Вместе с тем его величество желал счастливого похода и успеха.

28 февраля 1801 года сильная эскадра под командованием адмиралов Паркера и Нельсона вышла из английского порта Ярмута в Балтийское море. Лорд Нельсон горел желанием наказать Швецию и Данию и уничтожить русский флот, зимовавший в Ревеле. Англия не без основания боялась лиги северных держав и принимала свои меры.

В феврале же месяце неожиданно появился указ всемилостивейше уволить от всех дел действительного тайного советника Ростопчина. В тот же день князю Александру Борисовичу Куракину повелено было вступить в должность по званию вице–канцлера, а графу Палену присутствовать в коллегии иностранных дел и в «совете нашем».

Кроме того, графу Палену поручено начальствовать и над почтовой частью. Таким образом, все нити государственного правления оказались в руках военного губернатора.

Тайная экспедиция была загружена всякого рода делами, и подозреваемых в преступных умыслах подвергали допросам и пыткам. Строгость полиции была удвоена. Генерал–прокурор Обольянинов был главным начальником над тайной экспедицией. Столица приняла особенный вид. В девять часов вечера, после пробития зори, по большим улицам перекладывались рогатки и пропускались только врачи и повивальные бабки. Эти меры вызывали у петербуржцев уныние и беспокойство.

Граф Пален был буквально осыпан царскими милостями и все же, не задумываясь, возглавил заговор. Он не рассчитывал на прочность своего положения. Каждый день могла обрушиться на него немилость императора. Он мог быть разжалован и сослан в Сибирь. Каждая ночь проходила в тревоге. Он знал, что завистники, окружавшие императора, без устали чернили его клеветой. Поэтому, несмотря на высокую должность и награды, граф Пален не чувствовал себя твердо и должен был беспокоиться о своей безопасности.

В таком же положении находились и многие гвардейские офицеры и крупные сановники столицы. Всякий вельможа в любой день мог быть сослан в Сибирь или награжден высшим орденом, мог получить в подарок несколько тысяч крепостных или лишиться всего имущества. Заговор против императора вырос на благоприятной почве. Многие догадывались о его существовании, но не доносили о своих подозрениях. А если и находились желающие выслужиться, то их доносам не давал хода генерал–губернатор граф Пален, которому подчинялась полиция.

В четверг, 7 марта, у госпожи Жеребцовой опять собрались гости. На этот раз гостей было четверо. Граф Петр Алексеевич Пален, командир Преображенского полка Степан Александрович Талызин, генерал–адъютант Уваров и Платон Александрович Зубов. Разговор был серьезный.

— В прошлый раз мы были слишком откровенны, — говорил Пален. — Людей собралось много, и нашелся предатель. Он написал письмо императору. Я перехватил это письмо. Но не исключено, что император все равно узнает о заговоре. Надо решать. Ваше слово, Степан Александрович.

Талызин потрогал себя за воротник. Вынул табакерку, постукал по ней пальцами.

— Я не вижу препятствия, Петр Алексеевич. Депрерадович ручается за Семеновский полк. Верный и преданный императору генерал Кологривов будет обезврежен. И гусар нам нечего бояться.

— Мои офицеры не заступятся за императора, — сказал генерал Уваров. — Но вот в чем загвоздка: полк конной гвардии генерала Тормосова настроен верноподданнически. Особенно опасен для нас полковник Саблуков.

— Странно, — сказал Талызин. — Его отец, вице–президент мануфактур–коллегии, был тяжело оскорблен императором. Саблукова–отца, больного, буквально выдворили из Петербурга.

— Помню, помню… — закивал головой граф Пален. — Сын был оскорблен страшно. И все же я его опасаюсь больше, чем всех офицеров гарнизона. Он считает личность помазанника божьего и самодержца неприкосновенной. Особенно полковник Саблуков опасен, если его эскадрон будет нести дворцовый караул.

— Что же делать?

— Я обезврежу его, — решился граф Пален. — Я знаю, как это сделать.

— Странный человек этот полковник Саблуков, — сказал Платон Зубов. — Я несколько раз пытался намекнуть ему насчет наших дел, но всякий раз он уходил от прямого ответа.

— Господа, довольно о Саблукове. Мы принимаем решение предъявить наши требования императору ровно в полночь на двенадцатое марта. Так я вас понял? — сказал, как всегда добродушно улыбаясь, граф Пален.

— Да.

— Все согласны?

— Все, отступать поздно и очень опасно, — сказал Талызин.

— Итак, в двенадцать ночи князь Платон Александрович предложит императору отречение. Будем надеяться, что он примет наше предложение. Собираемся в квартире у генерала Талызина в Зимнем и в двенадцатом часу выступим. В день выступления мы пробьем в полках зорю на четверть часа раньше. Это будет сигналом.

— Я боюсь за вас, господа, — вступила в разговор молчавшая хозяйка. — Чем это все закончится?

— Ольга Александровна, — целуя у нее руки, сказал граф Пален, — я советую вам выехать из Петербурга. Мало ли как все может обернуться? Зачем вам рисковать?

— Куда выехать, Петр Алексеевич?

— За границу. В Берлин, например. Завтра утром в одиннадцать вам будет готов паспорт. Увидите нашего дорогого Чарльза Витворта. Мы все так скучаем без него.