Жюль Верн - Путешествия и приключения капитана Гаттераса

– Не скажете ли вы, доктор, – спросил Алтамонт, – какую температуру может выдержать человек?

– Охотно, – отвечал доктор. – Были произведены соответствующие опыты, надо сказать, весьма любопытные. Могу привести несколько замечательных фактов. Они вам докажут, что можно ко всему привыкнуть, даже к температуре, при которой жарятся бифштекс. Известно, что девушки, работавшие в общественной пекарне города Ларошфуко во Франции, в течение десяти минут оставались в печи, накаленной до трехсот градусов [43], то есть температура была на восемьдесят восемь градусов выше точки кипения воды. Вокруг них жарились в печи яблоки и говядина.

– Вот так девушки! – воскликнул Алтамонт.

– А вот вам другой не подлежащий сомнению факт. Восемь наших соотечественников – Фордайс, Банкс, Соландер, Благдин, Хом, Нус, лорд Сифорт и капитан Филипс – выдержали в тысяча семьсот семьдесят четвертом году температуру в двести девяносто пять градусов [44]в печи, где в это время жарился ростбиф и варились яйца.

– И это были англичане? – не без гордости спросил Бэлл.

– Да, Бэлл, англичане, – ответил доктор.

– О, американцы сделали бы и почище того, – заявил Алтамонт.

– Они изжарились бы, – засмеялся Клоубонни.

– А почему бы и нет? – возразил американец.

– Во всяком случае, сделать этого они не пытались, поэтому я ограничусь своими соотечественниками. Упомяну еще об одном факте, который кажется прямо невероятным, но свидетелей его нельзя заподозрить во лжи. Герцог Рагузский и доктор Юнг, француз и австриец, своими глазами видели, как один турок окунулся в ванну, температура которой достигала ста семидесяти градусов [45].

– Мне кажется, – заметил Джонсон, – что это далеко не так замечательно, как то, что делали служанки общественной пекарни и наши соотечественники.

– Простите, – сказал доктор, – но одно дело выдерживать горячий воздух, а другое – погружаться в горячую воду. Горячий воздух производит испарину, предохраняющую тело от ожога, а в горячей воде мы не потеем, следовательно, обжигаемся. Поэтому для ванн рекомендуется температура не выше ста семи градусов [46]. Видно, у этого турка был какой-то необыкновенный организм, раз он мог выдерживать такую высокую температуру.

– Скажите, доктор, – спросил Джонсон, – какая вообще температура у животных?

– У различных классов животных различная температура, – ответил Клоубонни. – Так, самая высокая температура наблюдается у птиц, в особенности у кур и уток. Температура их тела превышает сто десять градусов [47], в то время как у филина она не выше ста четырех [48]. Затем идут млекопитающие и люди, температура тела англичан в среднем – сто один градус [49].

– Я уверен, что Алтамонт и здесь будет доказывать превосходство американцев, – засмеялся Джонсон.

– Да, среди нас есть люди очень горячие, – сказал Алтамонт, – но так как мне не приходилось измерять им температуру ни под мышкой, ни во рту, то я боюсь что-нибудь утверждать.

– Люди, принадлежащие к различным расам, – продолжал доктор, – не обнаруживают значительной разницы в температуре тела, если находятся в одинаковых условиях, причем характер пищи не играет особой роли. Могу вам даже сказать, что температура человеческого тела под экватором и на полюсе одна и та же.

– Следовательно, – спросил Алтамонт, – теплота нашего тела одинакова как здесь, так и в Англии?

– Почти одинакова, – ответил доктор. – Что касается других млекопитающих, то их температура вообще несколько выше температуры человека. Ближе всех в этом отношении стоят к человеку лошадь, заяц, слон, дельфин и тигр, кошка, белка, крыса, пантера, овца, бык, собака, обезьяна, козел, коза обладают температурой в сто три градуса, но свинья всех их превосходит, ибо ее температура даже выше ста четырех градусов [50].

– Это прямо обидно для людей, – заметил Алтамонт.

– Затем идут земноводные и рыбы, температура которых изменяется в зависимости от температуры воды. Температура змеи – всего восемьдесят шесть градусов [51], лягушки – семьдесят [52], акула обладает примерно такой же температурой, как лягушка. Наконец, насекомые, по-видимому, имеют ту же температуру, что окружающие их воздух или вода.

– Все это прекрасно, – вдруг заговорил Гаттерас, до сих пор не принимавший участия в беседе, – и я очень благодарен доктору, который охотно делится с нами своими познаниями. Но мы так долго говорим о высокой температуре, что можно подумать, будто нам предстоит переносить палящую жару. Мне кажется, более уместно было бы поговорить о холоде и назвать самую низкую температуру, какая до сих пор наблюдалась.

– Вот это дело, – заметил Джонсон.

– Извольте, – отвечал Клоубонни. – Могу вам и об этом рассказать.

– Еще бы! – воскликнул Джонсон. – Вам и книги в руки!

– Друзья мои, я знаю только то, чему научился от других, и, когда я вам расскажу, вы будете знать не меньше моего. Итак, вот что я могу вам сказать относительно холодов и морозов, наблюдавшихся в Европе. Насчитывают немало памятных зим, по-видимому, самые суровые из них повторяются через каждые сорок один год, период, совпадающий с периодом появления наибольшего числа солнечных пятен. Упомяну о зиме тысяча триста шестьдесят четвертого года, когда Рона замерзла до самого Арля, о зиме тысяча четыреста восьмого года, когда Дунай был скован льдом от истоков до устья и волки переходили по льду Каттегат, о зиме тысяча пятьсот девятого года, когда Адриатическое и Средиземное моря замерзали в районах Венеции, Сета и Марселя, а Балтийское море десятого апреля еще не было свободно ото льдов, о зиме тысяча шестьсот восьмого года, когда в Англии погиб весь скот, о зиме тысяча семьсот восемьдесят девятого года, когда Темза замерзла до самого Грейвсенда, на шесть лье ниже Лондона, о зиме тысяча восемьсот тринадцатого года, о которой французы сохранили такие ужасные воспоминания, и, наконец, о зиме тысяча восемьсот двадцать девятого года, самой ранней и вместе с тем самой продолжительной из всех зим девятнадцатого столетия. Так обстоит дело в Европе.

– Но здесь, за полярным кругом, до какого градуса опускается температура? – спросил Алтамонт.

– Черт возьми, – сказал доктор, – кажется, нам пришлось испытать самые большие морозы, когда-либо наблюдавшиеся на земле, так как спиртовой термометр однажды показывал минус семьдесят два градуса [53]. Если не ошибаюсь, до настоящего времени полярным путешественникам приходилось наблюдать на острове Мелвилла минус шестьдесят один градус, в порту Феликса – минус шестьдесят пять и в форте Упования – минус семьдесят.

– Да, – вырвалось у Гаттераса, – нас очень некстати задержала суровая зима.

– Задержала зима? – переспросил Алтамонт, пристально глядя на капитана.