Герман Мелвилл - Тайпи. Ому (сборник)

Днем в доме По-По можно было прекрасно отдохнуть, поэтому после прогулок и осмотра достопримечательностей мы возвращались туда и проводили там много времени. Завтракали мы поздно, а обедали в два часа. Иногда мы лежали на устланном папоротником полу, куря и рассказывая анекдоты, которых доктор знал не меньше, чем отставной армейский капитан. А иногда мы как могли болтали с туземцами.

Не знаю, чтение ли этих романов или жажда сентиментальных развлечений толкнули доктора на попытку завоевать сердце маленькой Лу.

Как я и говорил, дочь По-По держалась чрезвычайно холодно и никогда не удостаивала нас вниманием. Я часто обращался к ней, изображая на грустном лице самое глубокое и самое сдержанное почтение, но напрасно; она даже не поворачивала в мою сторону свой хорошенький смуглый носик. Все ясно, думал я; она прекрасно знает, как бесстыдны матросы, и не желает иметь с нами никакого дела.

Но мой товарищ так не думал. Он хотел, чтобы холодное сияние бесстрастных глаз Лу разгорелось ярким огнем.

Доктор повел компанию с изумительным тактом, приступив к делу крайне осторожно и три дня довольствуясь лишь тем, что нежно смотрел на девушку в течение пяти минут после каждой трапезы. На четвертый день он задал ей какой-то вопрос; на пятый она уронила ореховую скорлупу с мазью, он поднял и вручил ей; на шестой он подошел и сел в трех ярдах от дивана, на котором она лежала. А в памятное утро седьмого дня он открыл огонь по всем правилам.

Девушка полулежала на устланном папоротником полу, одной рукой подперев щеку, а другой переворачивая страницы таитянской Библии.

Доктор приблизился к ней.

Основная трудность, с которой ему пришлось столкнуться, состояла в том, что он совершенно не знал любовного словаря островитян. Но, как говорят, французские графы прекрасно объясняются в любви на ломаном английском; ничто не мешало моему другу сделать это на сладкозвучном таитянском. И вот он начал.

– Ах! – сказал он с очаровательной улыбкой. – Ои миконари? Ои читайт Библия?

Ни ответа, ни взгляда.

– Ах! Маитаи! Очень корош читайт Библия миконари.

Не пошевелившись, Лу стала тихо читать вслух.

– Миконари Библия читайт корош маитаи, – произнес доктор, изобретательно переставив слова.

Но все было бесполезно; Лу не обращала на него внимания.

В отчаянии доктор умолк; но как было отступить? Он растянулся на циновке рядом с ней и, набравшись смелости, стал перелистывать страницы.

Лу вздрогнула, чуть-чуть, едва заметно вздрогнула, а затем, зажав что-то в руке, продолжала лежать совершенно неподвижно. Доктор, немного испугавшись собственной дерзости, не знал, что делать дальше. Наконец он осторожно обнял девушку за талию и в то же мгновение с криком вскочил на ноги. Маленькая проказница вонзила в него колючку, а сама продолжала спокойно лежать, переворачивая страницы и шепотом читая.

Мой друг тотчас же снял осаду и в беспорядке отступил к тому месту, где лежал я, наблюдая за происходящим.

Я почти уверен, что Лу сообщила о происшедшем своему отцу, который вскоре вошел, так как тот бросил на доктора какой-то странный взгляд. Но По-По ничего не сказал и через десять минут был так же приветлив, как всегда. Что касается Лу, то она ничуть не изменилась, и доктор, конечно, больше не предпринимал попыток соблазнить ее.

Как-то днем, задумчиво прогуливаясь по одной из тропинок, вьющихся среди тенистых рощ в окрестностях Талу, я в изумлении застыл перед солнечным видением. Навстречу мне, помахивая зеленой веткой, легким галопом ехала верхом на резвом белом пони красивая, прекрасно одетая молодая англичанка.

Я оглянулся, чтобы убедиться, действительно ли я в Полинезии. Кругом росли пальмы. Откуда же здесь эта леди?

Когда видение приблизилось, я отошел к краю тропинки и вежливо поклонился. Дама бросила на меня смелый лучистый взгляд, а затем, потрепав по шее лошадь, весело воскликнула:

– Лети, Уилли!

И поскакала среди деревьев; я побежал бы за прелестной всадницей, но копыта Уилли так быстро стучали по сухим листьям, что преследование было бесполезно.

Я направился к дому По-По и рассказал доктору о своем приключении.

На следующий день мы узнали, что незнакомка приехала из Сиднея, живет на острове около двух лет и что она жена мистера Белла (счастливец!), владельца плантации сахарного тростника, о которой я упоминал раньше.

В тот же день мы отправились туда.

Местность поражала красотой: плоская зеленая чаша, окруженная склонами холмов. Плантация сахарного тростника – в различных стадиях зрелости его было здесь около сотни акров – имела цветущий вид. Впрочем, большой участок земли, прежде, видимо, обрабатывавшийся, теперь был заброшен.

Извлечение сахаристого вещества производилось под огромным навесом из бамбука. Там мы увидели несколько грубых приспособлений для дробления тростника, а также большие котлы для выпаривания сахара.

Но в настоящее время работы не велись. Два-три туземца сидели в одном из котлов и курили; еще один играл в карты с тремя матросами с «Левиафана».

Пока мы разговаривали с ними, подошел незнакомый человек – загорелый европеец вида в костюме из нанки; его тонкая шея и грудь были обнажены, и он щеголял в шляпе с полями, напоминавшей китайский зонтик. Это был мистер Белл. Он вел себя очень вежливо, показал нам поместье и, приведя в какое-то подобие беседки, предложил, на удивление, угостить нас вином. Люди предлагают часто, но мистер Белл не ограничился словами, а достал бутылку ароматного хереса. Мы пили его из только что сорванных и разрезанных пополам лимонных дынь.

Вино было куплено на Таити у французов.

Мистер Белл принял нас чрезвычайно любезно, но мы-то пришли, чтобы увидеть миссис Белл. Она действительно оказалась видением: утром она уехала в Папеэте навестить жену одного из миссионеров.

Я шел домой огорченный.

Честно говоря, эта дама очень возбуждала мое любопытство. Прежде всего, она была самой красивой белой женщиной из всех, когда-либо виденных мною в Полинезии. Но этого мало. Ее глаза, ее розовые щечки, ее божественный вид в седле я не забуду до самой смерти.

Владелец плантации был молод, крепок и красив. Пусть же плодятся и множатся маленькие Беллы, вознося хвалу чудесной стране Эймео…

В Партувае – самая красивая и самая лучшая церковь в южных морях. Подобно дворцовым зданиям, она стоит на искусственном молу, полукругом выступающем в бухту. Церковь построена из тесаных коралловых глыб – материала чрезвычайно хрупкого, но приобретающего прочность после того, как он подвергнется атмосферным влияниям. Чужеземцу эти глыбы кажутся исключительно странными. На их поверхности видны отпечатки, похожие на следы необычайных окаменелостей, сохранившихся с давних времен. Кораллы, когда их вырубают из рифа, бывают почти белого цвета, но постепенно темнеют, и теперь некоторые церкви в Полинезии имеют такой же закоптелый и древний вид, как знаменитый собор Святого Павла.