Луи Жаколио - Берег черного дерева и слоновой кости. Корсар Ингольф. Грабители морей

— Это, друг мой, для вас целое состояние!

— И возможность вновь путешествовать по Центральной Африке, которая так прельщала нас.

— Вы еще думаете об этом?

— Да, и самое горячее мое желание…

— Иметь меня спутником?.. Я угадал?

Они входили в эту минуту в кофейню Гельдер. Было еще рано, и не видно было ни одного знакомого лица. Кроме пяти или шести отставных офицеров, которые имели привычку наслаждаться игрой в безик с девяти часов утра до одиннадцати часов вечера, в кофейне не было никого.

Они сели у стола. Вдруг Гиллуа, машинально взявший газету, вскрикнул.

— Что с вами? — спросил Барте.

— Прочтите, — ответил его друг, указывая пальцем на столбец, в заголовке которого находились слова:

«Доклад Тука, помощника комиссара, и Жилиаса, хирурга второго разряда, его превосходительству морскому министру».

Оба друга весело расхохотались.

— Вот, наконец, знаменитый доклад, которым Тука постоянно угрожал капитану «Осы». Мы узнаем, каким образом наши товарищи ухитрились оставить «Осу» и что сделалось с капитаном Ле-Ноэлем.

Началось чтение, прерываемое каждый раз взрывами смеха, от которого молодые люди не могли удержаться.

Тука и Жилиас, рассказав первую часть своего путешествия на «Осе», дошли до той минуты, когда капитан Ле-Ноэль, преследуемый английским фрегатом, был принужден обнаружить свое звание капитана судна, торгующего неграми. Тука и Жилиас, не говоря о своих молодых товарищах Гиллуа и Барте, с этой минуты приняли на себя роль героев. По их словам, они бросились в пороховую камеру с зажженными факелами в руках, чтобы взорвать, пренебрегая своею жизнью, это логовище разбойников. Тогда вся команда бросилась на них; их заковали в кандалы и засадили в тюрьму.

Тут молодые люди принуждены были остановиться, чтобы дать волю веселости; они буквально задыхались.

— Я вам говорил, — сказал Барте своему другу, — что эти молодцы сумеют показать себя!

Они продолжали. Рассказ о прибытии «Осы» в лиман Рио-дас-Мортес был еще интереснее. Тука и его Пилад [36] Пилад — в греческой мифологии верный друг Ореста; в переносном значении — верный друг. рассказывали, что, сломав свои кандалы, они пытались овладеть судном, и после осады, продолжавшейся двадцать четыре часа, были принуждены сдаться, но их энергичное поведение доставило им военные почести.

Далее молодые люди не нашли уже повода к смеху.

Жилиас и Тука горько жаловались на поведение Барте и Гиллуа и обвиняли их в том, что они воспользовались первым случаем, чтобы бежать на берег Бенгелы, и бросили начальников на произвол пиратов «Осы»… Но им не посчастливилось, потому что они были убиты неграми по выходе на берег.

— Какая гадость! — сказал Гиллуа.

— Если они нас принуждают, — прибавил Барте, — мы обнаружим истину.

Знаменитый доклад кончился самым фантастическим рассказом. Тука и Жилиас, прибывшие на «Осе» к бразильскому берегу, на другой день взорвали судно, воспользовавшись пьяной оргией экипажа. Избавившись от смерти чудом, они добрались до берега на обломке, а оттуда вернулись во Францию, довольные тем, что уничтожили логовище бандитов.

Жилиас, разумеется, восхвалял героизм Тука, а последний превозносил высокие подвиги своего друга.

Затем следовал декрет, награждавший их орденами и назначавший их с повышением в важную колонию.

Газета была уже старая, и оба друга недоумевали, почему она сохранилась еще в кофейне; но заметив, что она пришита к номеру «Нью-Йоркского Вестника» от вчерашнего числа, они поняли все.

В американской газете помещен был в двадцати строках ответ капитана Ле-Ноэля на доклад Жилиаса и Тука, и Барте тотчас перевел этот ответ своему другу.

«Сплошная ложь, что господа Тука и Жилиас вели себя на моем судне так, как они описывают. Они сражались только за столом и в четыре месяца выпили весь запас моего вина. Отказавшись от торговли неграми, я сам взорвал мое судно, продав последний груз, и эти господа тем более должны знать это, что получили часть суммы от продажи негров за услуги, которые мне оказали. Я не дал бы себе труда опровергать похвалы, которыми они взаимно осыпают друг друга, если бы они не вздумали оклеветать Барте и Гиллуа. Энергический и решительный характер этих молодых людей был так опасен для моего судна, что я принужден был освободиться от них и продать в неволю моему обычному поставщику, королю Гобби в Верхнем Конго… Торговец неграми умеет также ценить мужественных людей!

Ноэль

бывший капитан «Осы».

Когда Барте и Гиллуа явились в морское министерство, их принял помощник директора департамента и сделал им упрек в нарушении всех правил дисциплины: как, дескать, они позволяют себе оставаться в живых, несмотря на доклад своих начальников об их смерти. Молодые люди переглянулись, улыбаясь, и Не знали, как себя держать.

Но бюрократ не шутил и уверил их, что, пожалуй, будет произведено следствие для разъяснения того, каким образом они могли еще оставаться в живых, когда их убили негры, и по каким причинам они бросили своих товарищей в минуту опасности. Он, однако, внимательно выслушал рассказ. Барте и Гиллуа об их приключениях, но время от времени качал головой, пожимал плечами и наконец сказал:

— Все это очень интересно, но положительно не значит ничего… Вы ведь говорите истинную правду?

— О, конечно…

— Но против вас правда официальная, правда административная, и этим сказано все!

— Как? Истинная правда, как вы ее называете…

— Не имеет отношения к делу. Она нам, впрочем, и не нужна, это было бы против дисциплины… Истинная правда может не всегда быть на стороне начальства, между тем как правда официальная… О, в ней мы уверены! Ведь мы сами ее создаем!.. Послушайте, — продолжал бюрократ самодовольным тоном, — ваша наивность трогает меня, и я, пожалуй, для пользы вашей будущности, скажу вам: величие, силу и прочность французской администрации составляет то, что все ее члены знают только официальную правду, а официальная правда — это воля начальства. Мы — орудие правительства. Люди исчезают, а канцелярии остаются. Вернитесь, господа, в свои семейства и ждите приказаний министра!

— Ну? — спросил Барте своего товарища. — Чувствуете ли вы себя способным служить официальной правде?

— Нет, — ответил Гиллуа, — и думаю, что моя административная карьера кончена. Но надо признаться, что все это очень печально…

В тот же день молодые люди подали в отставку.

— Мы свободны, Гиллуа, — сказал Барте, — пойдемте же, мои родные с нетерпением желают видеть того, о ком я говорил как о брате… О чем вы задумались?

— Я думаю о Лаеннеке, о больших реках, бесконечных горизонтах Африки… Я тоскую по девственному лесу…