Николай Трублаини - Шхуна «Колумб» (Рисунки А. Лурье)

В тот же вечер Анч проявил фотопленку, высушил ее, пристроил в каморке у Ковальчука портативный увеличитель и на следующее утро, как только проснулся, начал печатать свои первые снимки Лебединого острова. Ковальчука он отправил в Зеленый Камень покупать легкую гоночную байдарку. Зеленокаменские байдарки славились своею легкостью и скоростью. Анч поручил Ковальчуку купить самую лучшую, не жалея денег, и немедленно доставить к нему.

Находка приготовила постояльцу завтрак, прибрала в доме и вышла по воду. Анч приказал принести в каморку ведро воды, таз, несколько тарелок и свечку для красного фонаря.

Оставшись один в комнате, фотограф долго рылся в чемодане. Он вытащил оттуда несколько патронов с фотохимическими реактивами, достал коробку с папиросными гильзами, пачку табаку и прибор для набивания папирос. Он набил несколько гильз табаком. Делал он это мастерски: папиросы выходили как фабричные. Потом он открыл один патрон с надписью «металлогидрохинон» и очень осторожно высыпал на бумажку немного красного порошка. Перед этим он засунул в ноздри по кусочку ваты, избегал дышать на порошок и все время держал рот закрытым. В свертке из пергаментной бумаги Анч смешал порцию табаку с крупицей красного порошка, набил папиросу и на ее мундштуке сделал едва заметные отметки, потом спрятал свой металлогидрохинон в пергаментную бумажку, смял в комок, положил три приготовленные папиросы — из них одна была с порошком — в одно отделение портсигара, а другое отделение заполнил фабричными папиросами «Экстра». Закончив эту операцию, он взял в руки комочек пергамента и, улыбаясь, проговорил вполголоса:

— Трифенилометрин, трифенилометрин… Интересно… Двадцать, двадцать пять минут — никаких признаков… И внезапная сильная головная боль… синеют губы, движения рук и ног становятся бесконтрольными. Через десять минут — паралич, еще через три — четыре минуты — конец… Гм!.. Гм!.. Где же наша дефективная? Надо руки помыть.

Анч прошел через комнату, толчком ноги открыл дверь в сени и вышел из дома. Находка шла к нему навстречу с полным ведром воды в руке.

— А-а, подожди-ка… Полей мне на руки.

Фотограф выкинул смятую бумажку и подставил ладони. Девочка стала поливать их водой, Анч мыл руки долго и старательно. Находка смотрела на него с удивлением и спросила:

— Зачем вы чистые руки так моете?

— Как это — чистые?

— Вы же недавно умывались.

— А я сейчас буду печатать снимки. Для этого надо, чтобы руки были совершенно чистые. Кстати, хочешь, я тебя сниму?

— Как это?

— Портрет твой на бумаге сделаю. Карточку фотографическую, понимаешь?

— Снимете на карточку?

— Вот сейчас, хочешь?

В глазах Находки блеснули огоньки, на лице появилась растерянность. Казалось, в ней боролись противоположные желания.

— Нет, не хочу, — хмуро ответила она и снова сделалась неуклюжей и неприветливой.

«Вот дефективная!» Анч хмыкнул, но, желая завоевать симпатию девочки, громко сказал:

— Будь по-твоему, ты молодец. Яков Степанович не понимает, какое счастье ему выпало — тебя воспитывать… Ну, а если я покажу тебе, какие я карточки сделал, ты захочешь сниматься?

— Не надо! — буркнула Находка.

Анч пожал плечами, взял ведро с водой и пошел в каморку, где накануне устроил лабораторию. Девочка осталась во дворе. Она выполняла свои обязанности по хозяйству. Ей приходилось не только кормить Ковальчука и его гостя, но и присматривать за огородом, за двумя поросятами, за курами и утками, которых стерег Разбой.

Находка выпустила поросят пастись за калитку и позвала Разбоя наблюдать за ними. Несколько минут она любовалась на поросят. Один был черный, другой рябой. Черный прошелся по траве, приблизился к выброшенному фотографом комочку, ткнулся в него рылом, хрюкая, долго нюхал, наконец оставил и стал щипать траву.

Находка вернулась во двор, вооружилась сапкой и пошла на огород к свекольным грядкам. Она так увлеклась работой, что только через полчаса разогнулась, поправила старую соломенную шляпу и отерла пот со лба. В это время с моря до нее донеслось пение:

Вдоль берега медленно шел под парусами «Колумб». На носу стояли Люда, Левко и Марко. Они пели. А на корме, склонившись над рулем, подтягивал им Андрий Камбала. Шхуна почти подошла к доске, у которой стоял на привязи каюк Ковальчука, и Марко бросил якорь. Левко прыгнул на доску и подтянул на канате «Колумб». Вслед за мотористом на берег сошли Люда и Марко. Андрий перебросил им какой-то узелок и остался на шхуне.

Находка, опершись о сапку, с интересом следила за шхуной. Сомнений не было: эти трое людей, которых она знала очень мало, приехали к инспектору. Вероятно, по важному делу. Его нет, ей придется говорить с ними. Она заволновалась. Все трое пошли к их дому. Впереди — Левко с узелком в руке, за ним — Люда, а позади всех — Марко с маленьким пакетом на плече. Девочке показалось, что ее заметили. Так оно и было. В это время в стороне послышался лай Разбоя. Боясь, что собака укусит незнакомого человека, девочка побежала к ней.

— Начинается концерт! — сказал Марко своим спутникам. — Этот проклятый пес нас заметил. Не догадались весло взять!

Но Разбой не показывался, и все трое беспрепятственно подошли ко двору. В отворенную калитку они увидели Находку, склонившуюся над чем-то, и собаку, молча стоявшую около нее. Разбой уже заметил чужих и с громким лаем помчался им навстречу. Марко бросил свой пакет, схватил длинный кол, лежавший возле дома, и приготовился к обороне. Люда спряталась за спиной Марка и, улыбаясь, искала глазами какое-нибудь оружие. Левко застыл, меряя собаку презрительно-равнодушным взглядом. Неизвестно, на кого в первую очередь напал бы Разбой, но внезапно послышался взволнованный и резкий голос девочки:

— Назад, Разбой! Назад! Стой! Стой!

Находка бросилась за собакой.

С рычаньем Разбой остановился. Находка отозвала собаку и заперла ее в маленьком хлеву. Гости заметили, что девочка чем-то встревожена. Она все поглядывала в отпертую калитку.

— Здравствуй, Зоренька, — сказал Левко, кладя руку на ее плечо.

Находка вздрогнула. «Зоренькой» ее называла умершая жена Ковальчука, и она принимала это за свое настоящее имя, но инспектор и все островитяне обычно называли ее Находкой.

— Якова Степановича нет дома, — смущаясь, прошептала девочка.

— Мы к тебе, а не к нему. Ты же сегодня именинница… Не знаешь? Сегодня ровно восемь лет, как ты появилась на острове. Да, да, это случилось как раз в этот день.

— Вот мы и приехали тебя повидать, — сказала Люда, взяла руку Находки и пожала ее.