Виталий Гладкий - Ниндзя в тени креста

Пока пленники искали своих лошадей, Гоэмон быстро перерезал чембуры, которыми остальные животные были привязаны к коновязи – длинному сучковатому бревну, закрепленному между двух высоких пней. Наверное, поляна, где происходило действо, служила монфи разбойничьим логовом, потому что неподалеку от коновязи виднелись примитивные хижины, где можно было укрыться от зимней непогоды. Убедившись, что бывшие пленники уже нашли тропу (благо она была совсем рядом) и стараются двигаться тихо, чтобы не привлечь к себе внимания разбойников («Похоже, это уже покомандовал де Алмейда, бывалый солдат», – с одобрением отметил Гоэмон), ниндзя бросил еще две нэго-тэппо, на этот раз к коновязи.

Взрывы и огонь сильно напугали лошадей, и они бросились врассыпную. Часть из них поскакала к тропе, а добрая половина обезумевших животных ринулась на бестолково суетящуюся толпу монфи. Раздались ужасающие вопли тех, кто попал под копыта лошадей, стоны и крики ушибленных, лошадиное ржание, временами переходящее в визг, когда животные в ярости грызли разбойников, встававших у них на пути… в общем, на поляне творилось настоящее сумасшествие.

А что же купец? Пожалуй, он был единственным, кто не потерял голову в бедламе, сотворенном Гоэмоном. Купец сразу сообразил, что судьба предоставляет ему уникальный шанс избежать горькой участи. Он и до этого пытался развязать руки или хотя бы ослабить узлы, а когда началась заваруха и разбойникам стало не до него, дело пошло гораздо быстрее, и вскоре купец освободился от веревок. Хитрый торгаш не стал подниматься, а покатился кулем к ближайшим зарослям. Оказавшись под деревьями, он вскочил на ноги… и оказался в воздухе, куда его подняла за шкирку сильная мускулистая рука.

Проделывая свои штуки, востроглазый Гоэмон заметил манипуляции купца и решил, что его тоже стоит спасти. Конечно, этот идзин-торгаш не очень импонировал ему своей спесью, и еще совсем недавно ниндзя даже не мыслил из-за него рисковать, но теперь риск был минимальным, к тому же в будущем купец мог быть весьма полезен де Алмейде. Усадив купца, совсем ошалевшего от неожиданности, на круп лошади позади себя, и успокоив его несколькими словами, Гоэмон с удовлетворением ухмыльнулся, выехал на тропу и поскакал вслед фидалго и другим пленникам.

Он был чрезвычайно доволен собою. Его распирала гордость, и юноша очень сожалел, что никто из клана Хаттори не узнает, какой он устроил переполох. Все было сделано в лучших традициях синоби. Гоэмон победил большое количество врагов, даже не вынув из ножен ниндзя-то.

В Гуарде Фернан де Алмейда долго не задержался. Оставив на попечение местного купечества спасенных от верной гибели купца и его слуг, готовых от благодарности целовать руки смущенному Гоэмону, фидалго привел в порядок свои чувства двумя кувшинами крепкого вина, упившись в стельку, переночевал на постоялом дворе, и утром вместе с юношей выехал на горную дорогу, которая вела в его родное селение.

Гуарда была расположена выше, чем любой другой город в Португалии. Из-за своего высотного расположения и близости к границе с Испанией город был оборонительным пунктом, что и объясняет происхождение его названия (слово «гуарда» по-португальски означало «стража»). Однако наиболее характерной его чертой являлись все-таки не мощные стены и башни, а красота и безмятежность горных пейзажей, наряду с чистым и свежим воздухом. Гоэмон вдыхал его полной грудью, и густой воздух вливался внутрь, как самое лучшее сакэ, опьяняя и приводя в восторг.

Временами, закрыв глаза, юноша представлял себя не в далекой земле идзинов, а на родине, в провинции Ига, и от этого на душе становилось радостно и тепло. С гор Серра-да-Эштрела, покрытых снежными шапками, дул холодный ветер, который пробирал до костей, но Гоэмон не кутался в теплый кафтан на овечьем меху, который купил ему де Алмейда в какой-то лавке, а наоборот – подставлял разгоряченную грудь свежему ветру, совершенно не ощущая его ледяного дыхания.

Все здания в Гуарде были гранитные, внушительные с виду. Они словно вырастали из земли, гармонично вписываясь в гористый пейзаж. Мрачной скалой высился массивный кафедральный собор Се-да-Гуарде, высокая башня Торре-де-Менажем, охранявшая замок, казалась несокрушимой твердыней, под стать ей была и башня Торре-де-Феррейруш, и замшелые крепостные стены, возведенные три века назад королем Саншу I, и даже гранитные дома еврейского квартала, каждый из которых мог быть маленькой крепостью при нападении врагов.

Все это рассказывал юноше Фернан де Алмейда, хотя язык у него после вчерашних излияний ворочался плохо. Но он знал, что Гоэмон очень любознательный, и фидалго хотелось доставить ему удовольствие. Что ни говори, а Мачадо уже второй раз выступил в роли его ангела-хранителя.

Прежде чем оказаться на горной дороге, им пришлось проехать еврейский квартал. Он представлял собой лабиринт узких, вымощенных булыжником улиц, по обеим сторонам которых стояли небольшие гранитные дома-крепости. На дверях домов были вырезаны какие-то загадочные знаки и кресты.

– А вот здесь, – сказал де Алмейда, указывая на один из еврейских домов – двухэтажный, с балкончиком, украшенный резьбой по камню, – произошла очень неприятная история для королевской династии. В этом доме проходили тайные встречи короля дона Жуана I с прекрасной еврейкой, дочерью местного сапожника. От этой связи у короля появились незаконнорожденные дети, которые потом принесли трону много хлопот.

– Дом небедный, – заметил Горэмон. – Не очень похоже, что здесь жил простой сапожник.

Де Алмейда хохотнул.

– У тебя, парень, соколиный глаз, – сказал он одобрительно и по ходу огрел плеткой нахального пацаненка, вертевшегося под ногами лошади. – И впрямь, раньше на этом месте стояла хибара. Жуан I осыпал отца своей возлюбленной поистине королевскими щедротами, и появился новый дом. А папаши еврейки стал богатым купцом и переселился в Лижбоа…

По пути им встречались небольшие селения, расположенные на склонах гор, которые жались поближе к замкам. В одном из них Фернан де Алмейда специально остановился, чтобы отведать козленка, зажаренного на вертеле, и сыр кейжу-да-серра.

– Поверь мне, лучшего сыра, чем кейжу-да-серра, ты не найдешь на всем свете, – утверждал фидалго, усиленно работая челюстями. – А уж козленок, запеченный на углях, и вовсе деликатес, который редкость даже на столе короля. Потому что он пасся в горах Серра-да-Эштрела, где травы сладкие, как мед. Да ты попробуй, попробуй!

Мясо козленка и впрямь оказалось превосходным. Что касается сыра, то Гоэмон не разделял восторгов фидалго. Тофу, соевый сыр его родины, был гораздо вкуснее. Но юноша благоразумно промолчал и лишь кивнул, соглашаясь с идзином.