Патрик О'Брайан - Миссия в ионическом море

Паруса распуская, со скрипом реи развернув,

Подняв что можно, ухватить капризного ветра порыв.

Отдав лиселя по обоим бортам,

Стаксели развернуть согласно ветрам.

Стивен, понимая, что не только поступил не слишком хорошо, но и раскрыл всем свой поступок, воспользовался паузой и заметил, что, если только не подует сильный ветер, он сойдет на берег, чтобы приобрести ворона в магазинчике одного еврея из Могадора [18] Могадор, ныне Эс-Сувейра - марокканский город на Атлантическом побережье. , известного тем, что торговал всякими разными птицами. Стивену хотелось купить ворона, "чтобы убедиться, что они действительно живут сто двадцать лет" - вялая шутка, которая, однако, уже две с половиной тысячи лет вызывает хохот. Вот и сейчас офицеры рассмеялись. Доктор Грэхэм, однако, заметил:

- Вряд ли вы сами столько проживете, доктор Мэтьюрин. Человек вашего возраста и с вашими привычками едва ли может рассчитывать на такой долгий срок. Подумать только, сто двадцать лет.

Это были последние слова Грэхэма, обращенные к Стивену, пока "Ворчестер" не бросил якорь недалеко от Маона на Менорке, покинув Гибралтар, как только позволил ветер. Попутный бриз позволял "Ворчестеру" подойти к городу, но ничто и никогда, включая уважение к учености и внимание к персоне Грэхэма, не могло заставить Джека ввести корабль в эту длинную гавань, в которую очень легко попасть, но чертовски сложно покинуть, если только не дует северный ветер. Много раз в былые времена видел он линейные корабли, прикованные ветром к этим берегам, когда даже Джек на своем маленьком бриге едва мог выбраться. Сейчас же - когда эскадра адмирала Торнтона находилась едва ли в двух днях плавания - Обри не собирался терять ни минуты, даже если его на коленях станет умолять хор девственниц. "Ворчестер", таким образом, лежал в дрейфе недалеко от мыса Мола. Мистера Грэхэма спустили в баркас, и, по крайней мере, отплыл профессор в относительном комфорте, холодно пожелав Стивену доброго дня.

Стивен наблюдал, как баркас поднял паруса и быстро заскользил по неспокойным волнам, окатывая своих пассажиров морской водой. Он сожалел о нанесенной Грэхэму - сильному, умному человеку, не какому-нибудь забитому и скучному ученому - обиде. Но подобная обидчивость симпатии тоже не вызывала, и Стивен не жалел об отъезде Грэхэма. "В любом случае как агента разведки он меня больше рассматривать не будет. Даже и того меньше, пресвятая Дева Мария".

- Буревестники! - раздался позади возглас, - откуда здесь могут быть буревестники?

Стивен обернулся и увидел мистера Мартина - единственного оставшегося на борту священника.

- Это определенно буревестники, - согласился он. - Разве не они гнездятся в расщелинах мыса Мола? Конечно, у них не так резко выражена темная окраска, как у атлантических, но это все же буревестники - такие же крики по ночам, такие же белые яйца, такие же жирные птенцы. Только посмотрите, как птицы поворачивают вместе с волной! Определенно буревестники. Вы изучали птиц, сэр?

- Насколько меня хватало, сэр. Пернатые всегда доставляли мне огромное удовольствие, но, окончив университет, я не мог уделять достаточно времени чтению, и за рубежом я тоже никогда не бывал.

Получив душевную рану и будучи по горло сыт священниками всех мастей, Стивен почти не общался с мистером Мартином, но его сердце оттаяло при виде молодого человека, который разделял его страсть, очень много знал и за знания свои отплатил продолжительными пешими прогулками, ночевками в коровниках, стогах сена, даже в тюрьмах, когда его принимали за браконьера, и потерял глаз после инцидента с совой.

- Бедняжка хотела лишь защитить свое потомство, она-то не знала, что я бы их и пальцем не тронул. Я просто оказался слишком резок в движениях, кроме того, удобно, глядя в подзорную трубу, не закрывать другой глаз.

Они обсудили дроф, ходулочников, скоп, бегунков кремового окраса. Стивен с энтузиазмом описывал альбатроса, когда услышал голос капитана Обри, в котором слышалось сильное раздражение:

- Спустите же фор-марсели.

Причиной тому явилось поведение возвращающегося баркаса. Стивену казалось, что шлюпка идет вполне неплохо, изредка лавируя, но по взглядам собравшихся на квартердеке офицеров стало ясно, что то, как мистер Сомерс управляет суденышком, им не по нраву. В какой-то момент они, нахмурившись, дружно покачали головой, и через мгновение рейк унесло. Его можно заменить на Мальте, но сейчас это было невозможно. Когда с резким треском баркас стукнулся о борт "Ворчестера", капитан Обри произнес:

- Мистер Пуллингс, будьте так любезны пригласить мистера Сомерса в мою каюту, - развернулся и ушел.

Покрасневший и подавленный Сомерс вернулся из капитанской каюты десятью минутами позже. Квартердек был переполнен офицерами и молодыми джентльменами, глядящими на Менорку по левому борту, пока корабль направлялся к норд-осту на место встречи с адмиралом. Короткого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять состояние Сомерса, и все старательно избегали смотреть ему в глаза, пока тот нервно шагал взад и вперед, прежде чем, наконец, спустился вниз.

Он все еще пребывал в мрачном, угрюмом настроении, когда кают-компания собралась на ужин. Офицеры пытались его подбодрить, хотя всем присутствующим стало ясно, что моряка из него не выйдет. Но все понимали необходимость в сплоченности маленького коллектива, члены которого теснились буквально друг на друге без всякой возможности разойтись. Но Сомерс предпочел остаться в своем подавленном настроении. Никто не знал, где он раньше служил, но, должно быть, это был какой-то корабль, на котором не соблюдали известных обычаев: например, забывать - или хотя бы делать вид - за столом обо всех неприятностях, произошедших на палубе. Сомерс становился все более и более разговорчивым, общаясь с мистером Мартином и Джексоном, молодым лейтенантом морской пехоты, которые восхищались его лоском, относительной состоятельностью и связями. Не называя имен, Сомерс объяснил им разницу, как он ее видел, между капитанами-боцманами и капитанами-джентльменами. Первыми были те, кто уделял огромное внимание техническим аспектам, простейшим обязанностям моряков, тогда как капитаны второго типа являлись душой Королевского флота - они оставляли подобные мелочи подчиненным, приберегая энергию для общего командования и для битвы, в которую вели за собой людей (которые своего капитана уважали и почти боготворили) и делали это лучше всех. Энтузиазм Сомерса был сравним с таковым у Мэтьюрина, когда тот столкнулся с альбатросами: простые люди непременно распознавали особую кровь и признавали ее превосходство, они знали, что человек знатного происхождения словно бы другой, различим сразу, как будто у него над головой светит нимб. Юный Джексон горячо поддерживал его аплодисментами, пока не бросил взгляд через стол и не заметил мрачные лица своих спутников. Тень сомнения набежала на него, и он замолк.