Патрик О'Брайан - Миссия в ионическом море

- Не думаю, что смогу это вынести, - сказал он тихо, когда к их кораблю пришвартовалась третья шлюпка, и начальник военной полиции зачитал приговор в седьмой раз - правовое обоснование, предшествующее еще двадцати плетям, на этот раз наносимым помощниками боцмана "Ворчестера".

- Это долго не продлится, - сказал Стивен. - В лодке сидит хирург, который может остановить избиение, когда посчитает нужным. Если у него есть милосердие, он остановит его после этой порции.

- У этой безжалостной службы нет милосердия, - сказал Мартин. - Как эти люди вообще могли когда-либо надеяться на прощение? Варварство, варварство, варварство: лодка уже полна крови, - добавил он, как бы про себя.

- В любом случае, это будет последнее, полагаю. Ветер поднимается: смотрите, как капитан и мистер Пуллингс поглядывают на паруса.

- Бог нашлет и ураган, - сказал мистер Мартин.

Ветер дул и дул: не ураган все же, но влажные потоки из Африки, пришедшие сначала тяжелыми порывами, срывающими пену с верхушек волн и грязь со шлюпок, используемых для наказания. Флагман выбросил сигнал "поднять все шлюпки, поднять паруса, занять позиции в линии, курс вест-норд-вест", и эскадра направилась в сторону Франции и через два часа увидела марсели прибрежной эскадры, холмы позади Тулона, маячащие сквозь дождь на горизонте, по виду - чуть плотнее облаков, и здесь-то флагмана нашла турецкая плоскодонка из Адриатики, завалившая перегруженный стол адмирала еще большим количеством писем.

Обнадеживающие новости даже от прибрежной эскадры: фрегаты, что постоянно, когда позволял ветер, метались между мысом Сиде и Поркеролем прямо на границе дальности стрельбы орудий на склоне холма, сообщали, что французы передвинули еще три линейных корабля на наружный рейд, которые теперь присоединились к остальным, со скрещенными реями и готовые к выходу в море. С другой стороны, подтверждали, что один из семидесятичетырехпушечников, "Архимед", и один тяжелый фрегат, вероятно, "Юнона", выскользнули с последним штормом в неизвестном направлении. Все это теоретически еще оставляло Эмеро, французскому адмиралу, двадцать шесть линейных кораблей, из них шесть трехпалубников и шесть сорокапушечных фрегатов, против тринадцати линейных кораблей Торнтона и некоего количества фрегатов, число которых варьировалось, исходя из потребностей адмирала в отдаленных частях Средиземноморья, и редко превышало семь в любой промежуток времени. Правда, некоторые французские корабли спустили на воду недавно, и их экипажи не имели достаточного опыта, за исключением осторожного маневрирования между мысом Брун и мысом Каркеран, а на других имелся некомплект команды, но даже с этим враг, безусловно, мог бы вывести превосходящие силы, что-то около семнадцати эффективных линейных кораблей. А поскольку Эмеро недавно прислали способного и предприимчивого заместителя, Космао-Керьюлена, весьма вероятно, что они так и сделают.

Но они не сделали этого с блокадной эскадрой в поле зрения, и не сделали, когда командующий отошел за горизонт, забрав с собой флагман адмирала Митчелла, чтобы курсировать в этих срединных водах, которые Торнтон называл "морем отложенных надежд".

Эскадра курсировала в четком строю под надзором крайне строгого начальника штаба флота и гораздо более страшным оком невидимого адмирала. Это было похоже на бесконечный парад с полной выкладкой, и малейшая ошибка вела к прилюдному выговору, сигнал с флагмана с требованием заблудшему кораблю держать позицию, сообщение, которое, конечно, могли читать все остальные. А поскольку у каждого корабля имелась собственная манера плавания, скорость и снос, то это требовало непрестанного внимания к рулю, кливерам и брасам и неустанной бдительности день и ночь, эти поиски Эмеро в боевом строю. Для ворчестерцев все оказалось не настолько плохо, как для тех, кто участвовал в блокаде в течение нескольких месяцев и даже лет. Чувствовался эффект новизны, и на борту имелось вполне достаточно военных моряков, чтобы не позорить корабль. Все время обнаруживалось немало необходимых работ, чтобы держать команду занятой: для большинства это еще не стало рутинными задачами, выполнявшимися так часто, что стали второй натурой, и, в отличие от экипажей других кораблей, "Ворчестер" не пробыл в море так долго, что отсутствие женского общества приняло форму навязчивой озабоченности. И хотя жена старшего канонира - простая, спокойная дама средних лет - получила ряд предложений, которые отвергла твердо, но без удивления или злости, будучи привычной к военным морякам, эта идея субституции едва ли распространялась на всех. Кораблю повезло с долгим периодом хорошей погоды, чтобы облегчить привыкание, и в удивительно короткое время это точно организованное, несколько беспокойное, но никогда не дающее разлениться существование стало казаться естественным образом жизни, предопределенным и, возможно, вечным. Сейчас Джек уже знал большую часть из шестисот матросов и юнг, их лица и возможности, если и не имена, и в целом они с Пуллингсом сочли экипаж весьма приличным: среди команды имелась парочка заключивших жесткие сделки с королевским правосудием и много тех, кто не мог удержаться от грога, но гораздо больше хороших моряков, чем плохих, и даже "сухопутные" начали впитывать дух моря.

Своей мичманской берлогой Джек был менее доволен - самая слабая часть корабля. На "Ворчестере" имелись места для двенадцати мичманов. Джек оставил три места вакантными, а из девяти молодых людей на борту только у четырех или, возможно, пяти имелись явные задатки офицера. Остальные выглядели достаточно любезно: крутились, никому не причиняя никакого вреда, учтивые молодые люди, но не моряки, и не предпринимали никаких реальных усилий, чтобы познать профессию. Эльфинстон, протеже адмирала Брауна, и его близкий друг Гриммонд - грузные туповатые невежи лет двадцати с небольшим. Оба провалили экзамен на лейтенанта и являлись ярыми поклонниками Сомерса, третьего лейтенанта. Эльфинстона Джек решил оставить ради его дяди, а от другого избавиться, как только сможет. Что касается младших мичманов, юношей между одиннадцатью и четырнадцатью, то сформировать мнение оказалось труднее, поскольку они оставались крайне изменчивыми: труднее сформировать мнение об их способностях, то есть разом суммировать их достижения, а еще юнцы оказались самым невежественным выводком мальцов, что Обри когда либо видел. Некоторые могли до посинения делать синтаксический разбор или склонять латинское существительное, но это никогда не уведет корабль с подветренного берега. Немногие понимали вычисление процентов, мало кто мог с уверенностью умножать или делить, никто не знал сущность логарифмов, секущей, синуса. Несмотря на свою решимость не разводить детский сад, Джек предпринял усилия, чтобы показать им зачатки навигации, в то время как мистер Холлар, боцман, оказался гораздо более успешным учителем, дав им понятие о такелаже, а Бонден - об управлении шлюпкой.