Юрий Шестера - Холод южных морей

В продолжение бури не было видно ни одной птицы? кроме дымчатого альбатроса, который прятался от ураганного ветра в бороздах между огромными волнами и, удерживаясь в них с распростертыми крыльями, перебирал лапами воду.

Приближающаяся ночь увеличивала опасность, ибо мореплаватели уже успели испытать на себе, к чему может привести плавание между ледяными островами во время шторма, тем более когда темнота не дает возможности увидеть льды заранее, и они, как призраки, неожиданно вырастают прямо перед носом корабля. Ведь при сильном ветре иногда нет возможности управлять судном по своему желанию, и может случиться так, что в нужный момент не сможешь ни повернуть на ветер, ни спуститься, и тогда гибель неизбежна.

В полночь ветер, сопровождаемый дождем и снегом, все еще свирепствовал. Каждый набегающий огромный вал подымал судно на свою вершину и затем низвергал в пропасть. Шлюп находился то в прямом положении, то резко кренился на правый или левый борт. Особенно неприятно было видеть движение частей шлюпа и слышать, как они трещали.

С рассветом Андрей Петрович отвел Фаддея Фаддеевича по уходящему из-под ног мостику к его боковому ограждению.

— Мы здесь, на капитанском мостике, все видим и знаем, и то нам тяжело и морально, и физически. А в кубрике матросы только болтаются из стороны в сторону да слышат треск корпуса шлюпа. Каково им?! Ты же, Фаддей, для них сейчас и Бог, и капитан в одном лице. Сходи, пока не видно айсбергов, в жилую палубу и приободри людей. Они потом тебе за это отплатят сторицей.

Тот понимающе кивнул головой.

— Спасибо за дельный совет, Андрюша, я так, пожалуй, и сделаю.

— Встать! Смирно! — Старший унтер-офицер, стараясь печатать шаг при сильной качке, пытался по прямой приблизиться для доклада к неожиданно появившемуся в дверях кубрика капитану. — Господин капитан второго ранга!..

— Отставить! — повелительно махнул тот рукой.

— Вольно!

Фаддей Фаддеевич видел устремленные на него десятки пар глаз, полные надежды, а то и мольбы о спасении. И сердце его сжалось. «Прав был Андрюша, сто раз прав! — промелькнуло у него в голове, — они не то, что хотели, они жаждали увидеть его, услышать его ободряющий голос. Все помыслы мои сейчас устремлены на управление шлюпом, дабы уберечь его от гибели. А про матросов забыл. Ведь сейчас, в эти часы великих испытаний, выпавших и на их долю, они подобны детям, брошенными их родителем», — укорял он себя.

— Что приуныли, православные? Впервой, что ли, быть в море в такую бурю? — палуба резко накренилась от удара волны в борт шлюпа, и он только успел схватится за пиллерс, чтобы не упасть. — Буянит Нептун, владыка морской. Ишь как разошелся! — ободряюще усмехнулся капитан. — Ну, ничего, пусть себе тешится. Неужто нам, русским морякам, посланным самим государем в эти бурные воды, впервой убояться его выходок?

Лица матросов просветлели.

— Никак нет, ваше высокоблагородие, не впервой!

Капитан быстро поискал глазами говорившего. «Не все, стало быть, дрейфят», — удовлетворенно отметил он. Тот же сделал несколько неуверенных шагов по ходуном ходящей палубе и вышел вперед.

— Унтер-офицер Иван Рябов, ваше высокоблагородие!

— Рябов, Рябов… — приговаривал капитан, напряженно вглядываясь в его вроде бы знакомое лицо. И вдруг его осенило: — Уж не матрос ли ты с фрегата «Минерва»?

— Так точно, ваше высокоблагородие! Он самый! — унтер-офицер расплылся в счастливой улыбке, обернувшись к матросам: мол, узнал все-таки капитан! Вспомнил!

Матросы же, забыв про свои былые страхи, были поражены не менее его, многозначительно переглядываясь между собой. Их души согрело внимание к ним аж самого капитана, которого они и видели только что на мостике во время своих вахт. А это ох как многого стоило!

— И где же тебе, удалец, пришлось побывать в такой переделке?

— На Черном море, ваше высокоблагородие, когда шли под вашей командой к турецким берегам. Вы тогда, ваше высокоблагородие, были еще в чине капитан-лейтенанта. А я был матросом первой статьи в вахтенной смене, когда огромная волна накрыла наш фрегат и положила его на борт, — неподдельный вздох ужаса прокатился по кубрику. — Гляжу — мачты с немногими парусами полощутся в бурлящей воде — страх Божий! Все, конец! И не успел я Отче наш прошептать, прощаясь с белым светом, как вы, ваше высокоблагородие, поставили фрегат на ровный киль. Во как! — и он оглядел притихших матросов восторженным взглядом. — Так что после тех страхов мне теперича и эта буря нипочем, ваше высокоблагородие!

В это время палуба опять круто накренилась и раздался раздирающий душу треск корабельного корпуса. Все инстинктивно притихли, прислушиваясь к нему.

— Сдается мне, что у баталера нашего после этой бури не хватит запаса мыла, чтобы отстирать ваши подштанники, — от всей души рассмеялся капитан, видя их испуганные лица.

Взрыв хохота молодых парней, освобождающихся от давящего душу страха, потряс кубрик. Глаза матросов засветились удалью. Сколько раз они брали рифы у парусов на самых верхушках корабельных мачт, раскачиваясь вместе с ними над бушующей бездной вспененных волн! Не счесть! А тут на тебе, испугались какого-то скрипа корпуса судна. Да ему и положено скрипеть в жестокий шторм. Кто этого не знает? И присутствие среди них капитана, первого после Бога человека на судне, было для них лучшим лекарством от подтачивающего душу страха.

И после ухода капитана на мостик все были твердо уверены, что уже ничего гибельного не могло случиться с ними в это лихое время.

— Не боись, братцы! С нашим капитаном не пропадем! — заверил всех унтер-офицер Иван Рябов, как бы подводя итог столь ободрившего их его посещения.

Когда Фаддей Фаддеевич вернулся на мостик, рассмотрели впереди судна айсберг, все пространство возле которого было покрыто островками пены, срывающейся порывами ветра с верхушек огромных волн. Но, проходя мимо него, к своему ужасу обнаружили, что это не пена, а плавающие глыбы льда, отделившиеся от ледового острова. Все сжались, ожидая удара. К счастью, прошли мимо них, не задев ни одну из льдин.

— Все, ухожу как можно дальше от этих проклятых льдов! — воскликнул капитан. — Нервов и так ни черта не осталось! — выругался он, выражая тем самым настроение всех находящихся на мостике, и приказал повернуть шлюп на северо-восток.

Видели еще несколько огромных айсбергов, но на довольно значительном расстоянии. А к вечеру ветер начал стихать, и потому прибавили парусов. В полночь же установилось полное безветрие, шел дождь со снегом. Однако чрезмерная зыбь как следствие прошедшей бури несла шлюп по своему хотению, по своему велению, и это было не менее опасно, чем шторм, так как из-за отсутствия ветра управлять судном было просто невозможно.