Пётр Губанов - Пробуждение

И осекся. Прапорщика смотрели в лицо друг другу, словно не узнавая.

— Мне это было неизвестно, — вымолвил Яхонтов.

Невольно пришло ему на ум: Сурину известно многое из того, что делается в котельном и машинном отделениях в тайне от офицеров. И что машинный механик во многом разделяет мнения нижних чинов. Он вспомнил, как частенько и неизвестно куда отлучался Сурин из института и после, когда учились в Гардемаринских классах. Несомненно, машинный прапорщик не сказал всего, хотя беседа между сослуживцами была откровенной.

Во избежание новых инцидентов, Остен-Сакен решил не задерживаться в Сасебо. Как только закончили погрузку угля и приняли воду, он приказал передать семафор на миноносцы: «Поднять пары, сниматься с якоря!»

Несмотря на штормовое предупреждение, отряд особого назначения вышел в море и взял курс на Гонконг.

На этот раз Яхонтов заступил на вахту, когда крейсер находился вне видимости берегов и шел полным ходом. Миноносцы, по два справа и слева, держались в нескольких кабельтовых от «Печенги», готовые защитить флагман, если появятся корабли противника. Встречный ветер прижимал к воде шлейфы дыма, валившие из всех труб.

Вахтенный начальник мичман Эразмус, худой и желчный, презрительно кривя губы, резким голосом подавал команды сигнальщикам. Один из них, рослый, смуглолицый, стоя на крохотном мостике, лихо сигналил, передавая распоряжения флагмана на миноносцы. Яхонтов заметил: случилась заминка. То ли перепутал что-то сигнальщик, либо не расслышал он в шуме встречного ветра каких-то слов вахтенного начальника. Но в следующий миг мичман ударил по лицу матроса.

— За что вы меня, ваше благородие?! — держась за щеку, в недоумении произнес, сигнальщик.

— За то, чтобы слушал внимательней, а не путал сигналы! — пояснил Эразмус.

На ходовом мостике наступила неловкая тишина. Яхонтов стиснул в руке бинокль, опустил глава. Он вдруг почувствовал: его кинуло в жар он стыда.

Мичман Эразмус, подтянув на руке черную перчатку, спокойно, невозмутимо продолжал прохаживаться по ходовому мостику.

Когда переговоры с миноносцами прекратились, Яхонтов приблизился к вахтенному начальнику, произнес с укоризной:

— Зачем нее вы так, Евгений Оттович?

Эразмус молчал, закусив кончик уса. Строгие глаза мичмана излучали презрение, ледяной холод..

— Вы, Сергей Николаевич, еще в недостаточной степени усвоили весь кодекс офицерских понятий, — начал мичман. — В Морском корпусе нас учили почитать корабельную службу яко святыню, наипаче…

— Не привелось мне, — сказал Яхонтов.

— Дабы катилась служба как по маслу, а не тащилась яко тварь ползущая, нужна во всем твердость, — поучал Эразмус прапорщика. — Коли так нужно, то и зубы почистить не грешно, а то и чаркой водки нелишне попотчевать нижнего чина.

— Меня этому не обучали в Гардемаринских классах.

— Все средства хороши, лишь бы порядок на корабле соблюдался, — невозмутимо продолжал мичман.

— Но бить матроса — недостойно интеллигентного человека! — вспылил неожиданно прапорщик.

— Офицер — не интеллигент! Он — офицер, и только!

В Тайваньском проливе отряд попал в жестокий шторм… Почерневшая поверхность моря вздыбилась вихрастыми валами. Волны делались все размашистее, с уханьем и гулом ударяли они в корпус корабля. Ветер свирепо завывал в рангоуте, пронзительно свистел в углах надстроек.

Согнув спину, вобрав голову в плечи и балансируя, пробирался Яхонтов по уходящей из-под ног палубе, чтобы подняться на ходовой мостик и заступить на вахту. Движения прапорщика были неровные, порывистые, с неожиданными скачками в сторону, словно с силой кто-то толкал его. С головы до ног обдавало его пеной и солеными брызгами. Возле средней трубы он столкнулся лицом к лицу с Суриным.

— Куда, Павел Модестович? — стремясь перекричать грохот шторма, спросил его Яхонтов.

— Туда, в машинное, — кивнул младший механик в сторону наглухо задраенного люка.

Из глубины корабля доносилась прерывистая вибрация, а весь корпус лихорадочно дрожал.

— Будем устанавливать упоры, — пояснил Сурин. — А то и до беды недолго: корпус одряхлел, переборки слабые. Да нужно приготовить водоотливные насосы на всякий случай.

Отряд особого назначения продолжал идти прежним курсом навстречу разразившемуся над морем урагану. В углу ходового мостика стоял капитан первого ранга Остен-Сакен. Цепко держась за обвес и не выпуская из рук бинокля, с опаской делал он несколько коротких шагов и возвращался обратно.

— Арсений Антонович, запросите «Лейтенанта Сергеева», что у них там стряслось? — повернулся командир отряда к вахтенному начальнику. — Отчего он зарыскал?

Яхонтов поднес к глазам бинокль и увидел, как один из миноносцев то поворачивает прочь от флагмана, то резким рывком устремляется в сторону крейсера. Прапорщик услыхал, как процедил лейтенант Соловьев, свирепо посмотрев на сигнальщика:

— Запроси, почему рыскает?

С «Лейтенанта Сергеева» незамедлительно пришел ответ: «Поломался привод руля, устраняем повреждение».

— Действуйте порасторопней, о состоянии корабля докладывайте через каждые полчаса! — распорядился Остен-Сакен.

Штормовой ветер стал стихать. Качка заметно уменьшилась, и вода уже не перекатывалась пенными потоками по верхней палубе.

С «Капитана Юрасовского» передали по семафору, что смыло за борт шлюпку во время шторма. С «Бесшумного» сообщили об образовавшейся течи в трюме и поломке питательного насоса.

Остен-Сакен потребовал чистый бланк радиограммы у вахтенного начальника и, укрывшись от ветра в штурманской рубке, написал:

«Командующему Сибирской военной флотилией. Вынес на переходе глубокий циклон, имею повреждения вспомогательных механизмов, рулей на миноносцах, следую прежним курсом».

Сложив листок бумаги вчетверо, он подозвал прапорщика Яхонтова, сухо произнес:

— Отнесите шифровальщику да скажите, чтобы передал во Владивосток незамедлительно.

На подходе к Гонконгу на «Печенге» один за другим вышли из строя два водотрубных котла. Крейсер стал отставать от миноносцев. С флагмана передали сигнал на корабли: «Сбавить ход до малого».

В Гонконге Остен-Сакен собирался лишь пополнить запасы угля и провизии, чтобы на другой же день выйти в просторы Индийского океана, и вдруг все надежды на своевременное прибытие в море Баренца рухнули.

Как только вошли на Гонконгский рейд, Остен-Сакен потребовал на корабль лоцмана, чтобы провести его в Коунлундские доки и поставить в ремонт.

— Каково ваше мнение, Алексей Поликарпович, по поводу поломки котлов? — обратился командир к старшему офицеру, когда остались одни.