Ян Мак-Гвайр - Последний кит. В северных водах

– Не бойтесь, доктор, – окликает его Дракс. – Я не способен сотворить что-либо отчаянное, пока на мне болтаются эти деревянные безделушки.

Самнер откидывает меховую полость и одеяло, поднимается на ноги и подходит к пленнику.

– Как ваша рука? – спрашивает он у него.

– Которую из них вы имеете в виду?

– Правую, ту самую, под кожу которой попал зуб Джозефа Ханны.

В ответ Дракс лишь небрежно качает головой.

– Это всего лишь царапина, – отвечает он. – На мне все заживает быстро, как на собаке. Но, понимаете, я до сих пор не могу взять в толк, как зуб попал туда. Я просто не могу этого объяснить.

– То есть вы хотите сказать, что не испытываете угрызений совести? Или чувства вины за то, что сделали?

От изумления у Дракса отваливается челюсть. Он морщит нос и презрительно фыркает.

– Вы, похоже, полагали, что я собирался убить вас там, в каюте? – спрашивает он. – Вдребезги разнести вам череп, как я обошелся с Браунли. Неужели вы действительно так думали?

– А разве вы собирались сотворить что-либо иное?

– Я не планирую свои поступки заранее. Я, видите ли, склонен к действию, а не к долгим размышлениям. И еще я всего лишь следую своим наклонностям.

– Следовательно, вы начисто лишены совести и моральных принципов?

– Смотрите: сначала случается одно, потом за ним следует другое. Почему первое должно быть важнее второго? Или почему второе имеет большее значение, чем третье? Ну-ка, ответьте мне.

– Потому что каждое действие самостоятельно и независимо, и одни из них – хороши, а другие – дурны.

Дракс вновь презрительно фыркает и почесывается.

– Это всего лишь слова. Если меня повесят, то только потому, что они могут и хотят этого. И они будут следовать своим наклонностям точно так же, как я – своим.

– Следовательно, вы не признаете никаких авторитетов, ошибочности или правильности суждений, кроме своих собственных?

Дракс пожимает плечами и обнажает зубы в некоем подобии улыбки.

– Такие люди, как вы, задают подобные вопросы, чтобы испытать чувство удовлетворения, – говорит он. – Чтобы почувствовать себя умнее или чище остальных. Хотя на самом деле это не так.

– Вы действительно считаете, что мы все похожи на вас? Но разве такое возможно? По-вашему, я – такой же убийца, как и вы? Вы в этом меня обвиняете?

– Я был свидетелем достаточного количества убийств, чтобы заподозрить, что я – не единственный, кто совершает их. Я – такой же человек, как и все остальные, с поправкой в ту или иную сторону.

Самнер качает головой.

– Нет, – говорит он. – С этим я никогда не соглашусь.

– Вы делаете приятное себе, а я – себе. Вы принимаете то, что устраивает вас, и отвергаете обратное. Так что закон – всего лишь название тому, что предпочитают люди определенного склада.

Самнер вдруг чувствует, как глазные яблоки у него начинают болеть, а к горлу подкатывает тошнота. Разговаривать с Драксом – все равно что кричать в темноту и ожидать, что она ответит вам тем же.

– На такого человека, как вы, логические доказательства не действуют, – говорит он.

Дракс вновь пожимает плечами и отводит глаза. Снаружи палатки моряки играют в импровизированный крикет на снегу, используя бочарные клепки вместо клюшек и мяч, слепленный из жира котика и древесных опилок.

– Почему вы сохранили тот золотой перстень? – вдруг спрашивает гарпунер. – Почему не продали его сразу же?

– Я сохранил его себе на память.

Дракс кивает и проводит языком по губам, прежде чем ответить.

– В моем представлении человек, который боится самого себя, – и не мужчина вовсе.

– Вы полагаете, что я боюсь? Но чего мне бояться?

– Того, что случилось там. Того, что вы сделали или, наоборот, не сделали. Вы говорите, что сохранили его себе на память, но ведь это совсем не так. Этого просто не может быть.

Самнер делает шаг вперед, и Дракс поднимается на ноги, чтобы встретить его лицом к лицу.

– Эй, ты, – подает голос кузнец. – А ну-ка быстренько сел на место и заткнулся, мать твою так. Прояви уважение к мистеру Самнеру.

– Вы меня совсем не знаете, – говорит Самнер. – Вы понятия не имеете, кто я такой.

Дракс опускается на свое место и улыбается ему.

– А тут особенно и знать-то нечего, – говорит он. – Вы – не настолько сложное и утонченное создание, как сами полагаете. Но то немногое, что о вас можно знать, я знаю, как мне представляется, достаточно хорошо.

Самнер выходит из палатки и направляется к одной из китобойных шлюпок, чтобы проверить, надежно ли уложены его лекарства и морской сундучок для предстоящего на следующий день путешествия по льду. Отстегнув парусину, он принимается осматривать бочонки, ящики и скатанные тюфяки с постельным бельем, которые матросы запихнули внутрь. Но, даже сдвинув кое-что в сторону и заглядывая в щели, он не находит того, что искал. Он привязывает парусину на место и уже собирается перейти ко второй шлюпке, когда его окликает Кэвендиш. Старпом стоит подле сваленного в кучу такелажа и пары срубленных мачт. Медвежонок, спящий в бочонке, лежит рядом.

– Вы должны застрелить этого гребаного медведя, – говорит он, кивая на бочонок. – Если сделаете это прямо сейчас, то у вас еще останется время, чтобы снять с него шкуру перед тем, как завтра мы выступим в путь.

– А почему бы нам не взять его с собой? Наверняка на «Гастингсе» найдется для него местечко.

Но Кэвендиш лишь качает головой в ответ.

– У нас и так слишком много лишних ртов, – говорит он. – И я не намерен просить людей тащить этого засранца целых четыре мили по льду. У них и без того достаточно груза. Вот, держите. – Он протягивает Самнеру ружье. – Я с радостью сделал бы это сам, да вот только вы очень привязались к зверю.

Самнер берет у него ружье и опускается на корточки, заглядывая в бочонок.

– Я не стану убивать его, пока он спит. Я отведу его вон туда и сначала дам ему немножко побегать.

– Поступайте, как сочтете нужным, – отзывается Кэвендиш. – Главное, чтобы утром его с нами не было.

Самнер привязывает веревку к металлической решетке и с помощью Отто начинает катить бочонок. Когда же, по его оценкам, они оказываются достаточно далеко от импровизированного лагеря, они останавливаются и Самнер открывает защелку, ударом ноги распахивает решетку и отступает на несколько шагов. Медведь с опаской выходит на лед. За время своего плена он вымахал почти вдвое. Он даже растолстел от утренних кормежек, что устраивал ему Самнер, и сейчас шерсть его не грязная и свалявшаяся, а блестящая и чистая. Они смотрят, как он расхаживает вокруг, флегматичный, с огромными лапами, обнюхивая бочонок и пару раз толкнув его носом.

– Он не сможет выжить, даже если мы отпустим его, – говорит Самнер Отто. – Я избаловал его кормежкой. Он ведь даже не знает, как нужно охотиться.