Стивен Каллахэн - В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря

За свою жизнь я видел их множество — игривых дельфинов, любопытных гринд, огромных финвалов, могучих кашалотов. Обычно они возникают из океанской пучины совершенно неожиданно. Внезапно перед тобой появляется поднявшаяся из глубины гигантская туша, и в такие мгновения в моей душе рождается какое-то особенное чувство.

Что случилось с тобой, «Соло»?

То было порождение моря.

Может быть, кит.

Это не страх — скорее оно сродни тому, что испытываешь, встретившись с другом, которого не надеялся больше когда-либо увидеть: он чудом появился и в следующий миг может навек исчезнуть. В какое бы время суток эти массивные духи пучины не всплыли из ее таинственной бездны, я ощущаю в воздухе электрические токи, какую-то интеллектуальную и эмоциональную ауру. В таких мимолетных встречах мне открывается все величие бытия этого друга и величие его духа.

Мне не нравится охота на китов; хотя, с другой стороны, я часто задумываюсь и над тем, что ведь чудесное «равновесие природы» в сущности сводится к тому, что всяк смотрит, как бы кого съесть. В известной степени я завидую эскимосам и жителям Азорских островов, выходящим на китовую охоту на маленьких лодках и с ручными гарпунами. Они должны сближаться на опасное расстояние со своей жертвой; а когда ни преследователь, ни преследуемый не имеют преимущества, между ними возникает своеобразное взаимопонимание и чувство братской близости.

Я опускаю взгляд на висящую у меня на шее пластинку из китового уса. Что она означает? В моих жилах течет немного крови индейцев племени чероки. На память мне приходят обычаи далеких предков, всегда носивших при себе амулеты, олицетворяющие их связь с дикими собратьями: орлиные перья, медвежьи когти. Разве не пристало мне носить именно этот знак как напоминание о великих духах океана? Случайное ли это совпадение — мое чувство родства с китами, это украшение на моей шее, изготовленное из мертвого тела кита, и то испытание, которое я от кита должен был претерпеть? Или здесь кроется нечто более глубокое… Нет. Я не верю в это. Из бесконечного числа событий, происходящих на Земле каждую секунду, многие, наверное, сопровождаются странными обстоятельствами. Но для поддержания жизни требуется не только телесная пища. Душа просит осмысленности, а наши сказки помогают осмыслить события. И я нахожу самое невероятное и удивительное толкование. Это странное совпадение, чудо. Мне нужна сказка о чуде. Одарит ли меня легендой эта глава моей жизни? Действительно ли кит — мой тотем, мой собрат в зверином обличье? А все происходящее — не есть ли это проба моего тотема на прочность, испытание кита внутри меня?

Осталось шесть пинт, воды. Хватит ли этого еще на шестнадцать дней? Возможно, мне удастся собрать немного дождевой влаги. Мне бы только протянуть дней двадцать. Ну что ж, покуда плот мой цел и держится на плаву, у меня есть шанс.

Внезапно поверхность моря прямо перед самым плотом вспарывает плавник. Бросаюсь к распахнутому входу, нашаривая одно из весел, чтобы отогнать непрошенную гостью. Внизу подо мной изящно скользит холодная голубоватая тень. Без малейшего напряжения она обгоняет плот. Полускрытая набежавшей волной тень делает рывок и исчезает из виду. Успеваю оценить размеры этой небольшой океанской торпеды: в ней около четырех футов. Боковым зрением замечаю, что вниз по склону следующей волны мчится еще один плавник. Рассекая волны по диагонали, он подрезает нос моему плоту. Это не акула. Это совсем другая рыбина. Да, это рыба! Какая чудная, нежная, голубая рыбка! Это пища — так много пищи!

Торопливо роюсь в мешке с аварийным снаряжением, откапывая подводное ружье и стрелу для него. Но, постой-ка… а вдруг это окажется сильная рыбина? Подвернувшимся под руку штертом я быстро привязываю ружье за рукоять к плоту. В животе у меня поднимается голодное урчание. Еще бы — ведь за четыре дня я съел всего один фунт еды. От возбуждения я весь дрожу.

Необходимо следить за волнами. Когда я располагаюсь, как сейчас, на подветренной стороне плота, какой-нибудь несколько более крутой водяной вал может легко нас опрокинуть. Временами мне приходится отпрыгивать к противоположному борту и цепляться там за леер, пока не утихнет клокотание пены под днищем. А между делом я высматриваю дорад. Они имеют длину три-четыре фута и весят, по-видимому, фунтов двадцать — тридцать. Это сильные рыбы, и с ними не так легко справиться. На Канарских островах я слышал от одного яхтсмена рассказ о том, как дорада в щепки разнесла кокпит его яхты, причем не устояла даже привинченная болтами штурвальная колонка. Вдоль всей аквамариновой спины дорады тянется сплошной плавник, доходящий до яркого, сверкающего желтыми перьями хвоста. Эти золотые хвосты видны издалека, когда рыбы, глиссируя по волновым склонам, прочерчивают поверхность воды стремительными блестками. Дорады славятся как проворные, сильные, красивые рыбы и, кроме того, как большое лакомство.

Я никогда раньше не ловил и даже не встречал этих рыб в океане. Видно, что для них море не таит угрозы. Здесь их дом, где они привольно резвятся. Несколько дорад снуют невдалеке на расстоянии приблизительно шести футов, как раз за пределами досягаемости. Но, движимые любопытством, они то и дело подплывают поближе. Поверхностное преломление мешает мне хорошенько прицелиться, а раскачивающийся плот — скверная платформа для точной стрельбы. Делаю несколько попыток, но все мимо. Солнце садится, а голод мой так и остался неутоленным.

И еще два дня проходят, полные солнца, ветра, морских волн и дорад. Они выпрыгивают из воды и, прочертив в воздухе десятифутовую дугу, шлепаются на бок, напоминая резвящихся упитанных китят. При виде этих сцен у меня определенно потекли бы слюнки, не будь у меня во рту вместо слюны какая-то клейкая масса. «Плывите сюда, красавицы, — воркующим голосом уговариваю я их. — Сюда, поближе, плывите!» Но когда они подплывают, я стреляю и снова промахиваюсь.

Снова и снова меня одолевают фантазии на тему еды и питья, и воображение мое упорно возвращается к «Наполеону Соло», ко всем тем фунтам фруктов, орехов, овощей, к галлонам воды, оставшимся под его палубой. Я представляю себе, как открываю рундуки и достаю из них свои продовольственные припасы. Я задним числом прикидываю, как можно было бы спасти яхту, переместить груз сбросить балласт, поставить ее на ровный киль посреди океана и продолжить свой путь. Что если бы нас не оторвало друг от друга и не разбросало в разные стороны? Что если бы мы не покинули Канары? Что если… Но довольно! «Соло» больше нет. Думай о настоящем, о том, как сейчас выжить.