Стивен Каллахэн - В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря

Лезвия ножей вспыхивают под солнечными лучами. «Уточка» испускает резиновый стон, словно и испуге. Расстилаю парусину, спальник и пенопластовый матрас, чтобы как можно лучше защитить плот, особенно надувные камеры. Моя острога изящно вонзается под самый спинной хребет дорады и пробивает в ней огромную дыру. Подхватываю оружие левой рукой и достаю бьющуюся рыбину из воды, подняв копье острием кверху. В яростной борьбе стараюсь пригвоздить ее к спальному мешку. Когда мой нож сокрушает наконец ее позвоночник, вокруг все забрызгано икрой и кровью. Ну и что? Зато у меня снова есть пища! Я неуклюже прыгаю от радости, вопя: «Пища! Пища!»

Самодельное копье будет служить. Я снова могу подкрепить свои силы. «Уточка» плывет хорошо, заплата держит. Запас пищи пополнился, его хватит на неделю, а то и на две. Силы мои уже были на исходе, но в эти минуты ко мне пришло второе дыхание… А может быть уже восьмое или девятое? Полтора месяца назад я думал, что у меня есть один шанс на миллион, вчера полагал — чуть меньше одного на десять. Сейчас их пятьдесят на пятьдесят.

Уроки, извлеченные при разделке спинорогов, не прошли даром: я нахожу новые мясистые участки в голове дорады. Но еще важнее для меня новые источники влаги — от жирных студенистых глазниц до слизистых покровов, расположенных глубоко в полости жабр. За борт я выбрасываю лишь дочиста обглоданный череп. Желудок рыбы набит до отказа. Я вырезаю его, аккуратно сливаю в море желудочный сок, вспарываю желудочную стенку и обнаруживаю там проглоченную дорадой крупную рыбу. Она занимала весь пищевод и желудок дорады, а мордой утыкалась прямо в кишечник. Просто не верится, чтобы дорада смогла проглотить добычу такого размера. Скорее уж можно подумать, что ей насильно затолкали в горло эту рыбу шомполом. Промываю в океанской воде незадачливую жертву. Дорада успела переварить только ее кожу. Темное мясо обладает чуть острым привкусом и почти неотличимо от мяса скумбрии. Воображаю себе, что ем рыбу под маринадом. Дополнительный фунт рыбки — какой сюрприз! И два полных комплекта внутренностей, включая икру. Первый раз за целый месяц я чувствую себя сытым. Удача пришла в критический момент. Мне очень нужно было немножко везения. Воспринимаю эту рыбу как добрый знак, точно так же, как убив, но потеряв большую дораду, я чувствовал, что то было дурным знаком. Тогда мои предчувствия оправдались. Надеюсь, что и на этот раз они меня не подведут и в моей жизни наступит светлая полоса.

В Уточкиной слободке, где я теперь живу, между ее обитателями установились самые добрососедские отношения. Рыбы стали моими добрыми знакомыми, я уже знаю их в лицо и люблю с ними поболтать, посплетничать, обсудить разные слухи. Толчок дорады, легкий клевок спинорога или скребущий звук, с которым трется о днище акула, я различаю не хуже, чем вы, услышав стук, догадываетесь, кто к вам пришел в гости; нередко я даже угадываю, которая из рыб шлепнула по плоту хвостом или боднула его головой. Я чувствую присутствие рыб, даже когда они не трогают мой плот.

Я люблю своих маленьких друзей, и мне нравится этот народец. Здесь нет одержимых политикой, амбициями или враждой, здесь царит простая, бесхитростная, мирная жизнь.

Тем не менее и в этом городке есть своя тайна. Я не смог поймать дораду на крючок, но они подплывали так близко, что я мог их загарпунить. Потом я потерял тетиву, и они стали недосягаемы, но тут же стали подплывать ко мне еще ближе. Сейчас, когда радиус действия моего копья уменьшился еще больше и силы мои поубавились, рыбы стали ложиться набок, подставляя себя под удар. Они как будто стараются мне помочь, как будто сами хотят, чтобы их плоть смешалась с моею.

Высоко в небе раскинулись два длинных тонких крыла с грациозным изгибом, позади реет раздвоенный хвост. Обычно фрегаты не рискуют залетать так далеко от суши, потому что не спят на воде и но охотятся на рыб — по крайней мере так говорится к книгах. Однако внешний вид этой птицы — характерное положение остроконечных крыльев, очертание стройного гола, форма хвоста — все бесспорно совпадает с книжным описанием. Отсюда до берега 600 миль, но птица, похоже высматривает здесь тех же самых летучих рыбок, на которых охотятся дорады.

Приходит ночь, и погода заметно портится. Нос плота попеременно то зарывается в волны, то взлетает на гребни, и слышно, как бурлит и булькает вода возле заплаты. Качать теперь приходится гораздо чаще, каждые полчаса; очевидно, что я недолго выдержу при такой физической нагрузке.

Высокие волны с пенными гребнями время от времени обрушиваются на тент, и всякий раз через лючок над моей головой на меня проливается несколько кварт морской воды. Плот кидает вверх-вниз, и я вишу на леере, не отрывая рук, чтобы удержаться, когда «Уточка» нырнет вниз. Спать в этих условиях все равно невозможно, и я терпеливо дожидаюсь солнечного тепла. Внезапно прямо возле моего уха раздаются какие-то громкие хлопки по навесу. Выпрыгиваю наружу и успеваю схватить летучую рыбу прежде, чем ей удается скатиться обратно в море. Когда под полог «Резиновой уточки» заглядывает солнце, берусь за чистку своей ночной добычи. Голова этой красивой рыбки имеет форму перевернутого треугольника. Огромные глазищи смотрят вниз и в стороны, чтобы во время парения над водой держать в поле зрения преследующих ее хищников. Обдираю крупные круглые чешуйки с плоской спинки цвета индиго и подтянутого белого брюшка, а потом срезаю длинные полупрозрачные крылышки. Раздвоенный хвостовой плавник образует букву V, причем нижняя часть почти вдвое длиннее верхней. Летучие рыбы способны пролетать более сотни ярдов, а меняя положение этого маленького руля, они могут изменить направление полета или увеличить его дальность на несколько ярдов. Слепые полеты в ночной темноте иногда заканчиваются тем, что целая стая натыкается на проходящую яхту; тогда слышится звук, как будто борт яхты прошила пулеметная очередь. Не раз поздно вечером или рано утром сон мой обрывался от болезненного толчка в грудь или в лицо. У этих летунов нежное розовато-белое мясо.

На рассвете я снова вижу над собой фрегата. Можно ли после этого верить, что они никогда не проводят ночь в море? Фрегат висит в небе почти без движения, будто нарисованный.

Тепла я так и не дождался. Солнце прячется за тучами, вокруг бушуют черные волны. Мне неохота вылезать из спального мешка, но тут шальная волна бьет «Уточку» по носу, и даже сквозь чудовищный грохот разбушевавшегося моря я слышу резкий шипящий звук. Нижняя камера становится дряблой, пол пузырем вздувается вверх, и мы опять глубоко оседаем в воду. Вычерпывать бесполезно. Высота надводного борта теперь не более нескольких дюймов. Волны гуляют по плоту как им заблагорассудится.