Стивен Каллахэн - В дрейфе: Семьдесят шесть дней в плену у моря

12 апреля,

день шестьдесят седьмой

ДВЕНАДЦАТОЕ АПРЕЛЯ. ГОДОВЩИНА МОЕЙ БОГ весть когда состоявшейся свадьбы. Для Фриши замужество оказалось нелегким. Я частенько пропадал в разъездах или в дальних морских походах, оставляя ее в одиночестве. Порой мы не виделись месяцами. Как я ни старался ее разуверить, она считала, что я слишком рискую. Незадолго перед тем, как мой «Соло» навсегда покинул Штаты, она сказала мне, что мне, как видно, суждено предстать перед моим Создателем в море, но это случится еще не в этот, а в другой раз. Хотел бы я знать, что она сейчас думает на этот счет. Окажется она права или нет? Что-то поделывает Фриша нынче? Скорее всего она считает, что я мертв; а занята она своим делом — наукой о том, как взрастить из почвы побольше новой жизни или как заставить почву взращивать новую жизнь. И вот однажды, когда утонувший Стив Каллахэн давным-давно будет съеден рыбами, какой-нибудь рыбак вернется с уловом и одна из рыбин окажется на столе у Фриши. Она возьмет голову, хвост и хребет этой рыбины и выбросит их в компостную кучу, а потом внесет компост в землю, и из нее проклюнутся зеленые молодые побеги. Природа — безотходное производство.

В навес позади солнечного опреснителя врезается летучая рыбка. Рыбная диета, особенно дорады, мне довольно-таки надоела, поэтому даже небольшое разнообразие возбуждает мой аппетит. Такое ощущение, будто кишечник вывалился из меня наружу. Пустоту желудка не заполнить никаким количеством рыбы. Привстаю, подхватываю незадачливую летунью и пытаюсь определить, напугана ли она или же приемлет смерть так же естественно, как отнеслась бы к следующему взмаху своих плавничков.

С каждым днем на моем корабле все труднее становится сохранять дисциплину. В голове стоит разноголосый ропот — точно на полубаке мятежного корабля команда бунтует, а предводитель требовательно кричит:

— Воды, капитан! Нам нужно больше воды. Не хотите же вы, чтобы мы здесь все передохли, так близко от порта? Что такое пинта-другая? Скоро уже мы будем в порту. Неужто нельзя выдать лишнюю пинту…

— Заткнись! — рявкаю я на него. — Мы не знаем, сколько нам еще осталось. Может быть, придется тянуть до Багам. А сейчас — марш работать!

— Послушайте, капитан…

— Я все сказал. Вода строго по рациону!

Они сбиваются стадом, угрожающе бормоча и жадно пожирая глазами свисающие с фальшборта емкости с водой. Вид у нас потрепанный. Ноги не держат. Торс едва выдерживает тяжесть головы, и она гудит, как барабан. Только в руках еще осталась какая-то сила. Жалкое зрелище. Возможно, потеря одной пинты и не принесет особого вреда. Но я должен обеспечить порядок на корабле. «За работу! — приказываю я. — Нечего отлынивать».

Но тело все больше склоняет меня на свою сторону. Разум, душа и тело пришли в полный разброд. Я чувствую, что скоро не выдержу и свихнусь от напряжения. В опреснителе открывается еще одна дыра, и дистиллят все чаще смешивается с соленой водой. А я не всегда способен определить на вкус присутствие соли и не знаю, годится ли он для питья. В любую минуту я могу сойти с ума. Бунт на корабле будет означать конец. Я знаю, что земля уже близко. Должна быть близко. И я должен убедить всю компанию.

Четыре дня мы плывем над континентальным шельфом. На одной из моих мелкомасштабных карт граница шельфа проведена на 120 миль восточнее Вест-Индии. Если секстант не врет, то я уже должен наблюдать высокие зеленые склоны какого-нибудь острова. Я должен уткнуться в Антигуа — по иронии судьбы, мой изначальный порт назначения. Но кто знает, может быть, впереди еще сотни миль. Этот мой карандашный треугольник вполне может оказаться просто нелепой игрушкой. Да и карта тоже может привирать. Бесконечно долго всматриваюсь я в линию горизонта в поисках неподвижного застывшего облака, обшариваю взглядом небо, выискивая в нем длинную туманную полоску, которая походила бы на след рукотворного летательного аппарата, но тщетно. Нигде ничего. Я ощущаю себя часовым механизмом с медленно раскручивающимся заводом, сброшенным с самолета. Я переоценил свою скорость, а может, дрейфую над шельфом по диагонали. Если бы только у меня был способ замерить течение! Я предполагаю, что расхождение моего действительного местоположения с расчетным составляет около 200 миль, но ведь ошибка в оценке погрешности всего в каких-то пять миль в меньшую сторону ежедневно вполне могла бы привести к увеличению этой цифры до 400 миль, а это еще восемь или даже пятнадцать суток. «Воды, капитан. Пожалуйста, воды». Тик-так, тик-так, тик-так… Все медленнее и медленнее. Когда часы остановятся? Смогу ли я завести их еще раз, чтобы они шли до конца месяца, или пружинка лопнет?

Во второй половине следующего дня солнце так печет, что жара стоит, как в духовке. Солнечный опреснитель продолжает травить и, похоже, долго уже не протянет. Изрядно поизжарившись, я начинаю дрожать, и мною понемногу овладевает паника.

— Пить, капитан. Нам надо пить.

— Нет! Нет! Ну ладно, пожалуй… Нет! Больше нельзя. Ни капли.

Небеса пышут жаром. Тело мое иссохло, как песок пустыни. Когда я сажусь вертикально, все плывет перед глазами, как в тумане. «Пожалуйста, капитан. Воды. Пока еще не поздно».

Так и быть. Берите порченую воду. Пейте сколько влезет. Но норма чистой воды останется прежней. Одна пинта в день. И ни капли больше. Такова будет норма, пока мы не увидим самолет или землю. Договорились? Неуверенно выдавливаю: «Да. Пусть будет так».

Донце пластиковой трубки, в которой хранится собранная с тентового навеса загрязненная вода, покрыто оранжевым осадком. Складываю майку в три слоя и несколько раз процеживаю сквозь нее воду, сливая ее в консервную банку. В результате получается пинта подозрительно мутной жидкости. Она сильно горчит. Кое-как я ее выпиваю.

Жажда усиливается. Не проходит и часа, как снова приходится выдать команде воды. Через час — еще. Горькой пинты хватило ненадолго. Внутри все пересохло, я испепелен зноем. Пить хочется еще сильнее.

— Нет. Нельзя. Ждите до завтра.

— Мы не можем. Ты отравил нас, и мы не можем терпеть.

— Отставить!

Нельзя выпускать из своих рук командование. Я безумно вращаю глазами, руки и ноги трясутся от напряжения— только бы совладать с паническим страхом!

— Бери, ребята! — вопит тело. И уже тянутся руки, чтобы схватить мешок с водой.

— Нет! — с усилием я поднимаюсь на колени, встаю на ноги и на мгновение оборачиваюсь к корме. Все время стоять я не могу, но сейчас меня освежает прохладный бриз.

И вдруг — самолет! В небе летит реактивный самолет! Не просто дорожка инверсионного следа или какой-то отдаленный намек на присутствие самолета, а настоящая серебристая птичка, летящая в Бразилию! Ну же, скорее! Включай радиомаяк! Батареи, наверное, уже скисли. Но нет, лампочка светится, а расстояние между нами не больше десяти миль. Оставлю-ка его в эфире на двенадцать часов. Самолет небольшой, вряд ли это коммерческий рейс. Неважно! Он появился как нельзя более кстати. Суша должна быть где-то близко. Исполняю свое обещание: вручаю экипажу пинту чистой пресной воды! Наступает всеобщее облегчение.