В. Мюллер - Пират королевы Елизаветы

Все, слышавшие признание, были тяжко поражены, особенно его друзья. Но больше всех был огорчен сам генерал, который, не будучи в силах это скрыть, поспешил удалиться. Уходя, он потребовал от собрания разобраться во всех обстоятельствах дела и вынести нелицеприятный приговор, так как придется потом за этот суд нести ответственность перед государыней и богом. Судьи, в количестве сорока человек, выслушав все доводы и возражения со стороны друзей обвиняемого, вынесли скрепленное собственноручными подписями и печатью постановление, что обвиняемый Даути заслуживает смерти и что этого требует общая безопасность; определение же рода казни и дальнейшее предоставить на усмотрение генерала. Этот суд происходил в заливе Юлиана, на одном из его островков, который мы и назвали островом Истинной Справедливости.

Вердикт был вручен генералу, которому, кстати сказать, перед отправлением в плавание сама королева в последней аудиенции вручила меч со словами: «Мы считаем, что тот, кто нанесет удар тебе, Дрейк, нанесет его нам». Призвав преступника и прочитав ему приговор, генерал предложил ему на выбор: казнь здесь, на острове, или высадку на материк, или возвращение в Англию, чтобы там быть судимым перед лицом Тайного Совета королевы.

Даути смиренно поблагодарил своего командира за его мягкость и попросил дать времени на размышление. На следующий день он ответил, что, хотя он и допустил себя до тяжкого греха, за который теперь несет заслуженное наказание, но у него есть одна забота превыше всех других забот: умереть христианином; пусть будет что будет с его бренным телом, лишь бы ему не лишиться жизни будущей и лучшей. Оставленный на суше один среди дикарей и язычников, он по слабости человеческой может не устоять в своей решимости. Что же касается возвращения в Англию, то для этого прежде всего нужен лишний корабль, нужен достаточный провиант, нужны, наконец, люди. Если найдется первое и второе, то на третье, на людей, он не рассчитывает: никто не согласится сопровождать его от такой почетной службы с такими поручениями и к столь злому концу. Да если бы люди и могли заставить себя это сделать, самое возвращение домой было бы смертью, и смертью медленной, смертью не раз, а много раз. «Поэтому, — закончил обвиненный, — я принимаю от всего сердца первое предложение и прошу только об одной милости: причаститься в последний раз вместе с товарищами и умереть смертью джентельмена».

Некоторые товарищи пытались уговорить Даути выбрать одну из других возможностей, предложенных генералом, но он остался тверд в своем решении. Обе просьбы его были удовлетворены. На следующий день судовой священник совершил богослужение, за которым оба прежних товарища, и генерал, и осужденный преступник, причастились, потом вместе за одним столом обедали, подбадривая друг друга, наконец, простились и на прощание выпили один за здоровье другого, словно перед обычной разлукой.

После обеда все, что полагается для казни, было быстро готово. Не пытаясь оттянуть и выиграть время, Даути стал на колени и просил всех за него помолиться, потом с твердостью, как человек, давно переживший в себе всю трагедию, опустил голову на плаху и сказал палачу, чтобы он делал свое дело без страха и без жалости.

По странной, роковой случайности этот безымянный остров в гавани Юлиана, который мы назвали Кровавым островом, мог бы прибавить к Плутарховым параллельным жизнеописаниям новую пару: пятьдесят восемь лет до нашего происшествия на этом же месте, приблизительно в то же время года, за такое же преступление понесли казнь два участника Магеллановой экспедиции, один из них — его вице-адмирал. Наши матросы нашли обломки виселицы, сделанной из соснового дерева, из мачты, довольно хорошо сохранившейся, а около нее — человеческие кости. Наш судовой бочар поделал из этого дерева кубки для матросов, хотя не все видели нужду пить из таких кубков. Мы вырыли на острове могилу, в которой вместе с этими костями похоронили тело Даути, обложили могилу большими камнями и на одном из них вырезали имена похороненных в назидание тем, кто придет сюда по нашим следам.

Впрочем, надо сказать, что не все так плохо думали о покойном Даути, не все поверили возведенным на него обвинениям и его, как говорили некоторые, вынужденному признанию. Среди друзей ходили и другие разговоры, которые справедливо будет здесь хотя бы упомянуть. Говорили, что если и был заговор, то не со стороны Даути, а против Даути, что несчастный восстановил против себя часть своих товарищей, которые, может быть, завидовали ему и не могли простить того доверия, которое питал к нему генерал; с этой целью распускали темные клеветнические слухи, ждали случая, чтобы его погубить. Дело приняло дурной оборот после одного столкновения с генералом, в котором Даути стоял на страже чести своей и всего дела. Когда у африканских берегов было захвачено португальское купеческое судно, генерал назначил его капитаном Даути и приказал ему хранить доставшуюся добычу, не делая исключений ни для кого. Но на грех на этот же корабль был назначен и брат генерала Томас Дрейк, и будто бы этот Томас Дрейк нарушил запрет, взломал один из ящиков и запустил в него свою жадную руку. Даути узнал об этом и доложил по долгу службы своему начальнику. Фрэнсис Дрейк, говорили люди, пришел в неистовый гнев и кричал на Даути, что тот хочет запятнать честь не только его брата, Томаса, но и его лично, но что он, генерал, этого не допустит. Надо правду сказать, что характер нашего командира был властный и крутой.

Рассказывали случай, когда, рассердившись за что-то на судового священника, он заковал его в кандалы, отлучил от церкви и на шею велел повесить кольцо с надписью: «Величайший плут и мошенник на свете». С этой ссоры, говорят, клеветники повели дело открыто, восстанавливая против Даути и генерала, и команду. Двое свидетелей рассказывали также, что раз, заподозрив Даути, Дрейк готов был приписывать ему все дурное. Так, во время бури он с бранными словами кричал, что эту бурю наслал Даути, что он волшебник, ведьма и что все это идет из его сундука. Потом, позже, передавали даже такой слух, будто погубить несчастного упросил Дрейка граф Лейстер за то, что Даути распространял-де сказки о смерти графа Эссекса, при котором оба, и Даути, и Дрейк, служили когда-то в Ирландии, и говорил, что смерть Эссекса была делом Лейстера.

Что правда во всей этой темной истории и что нет — трудно сказать. Пожалуй, самым правдоподобным может считаться такое объяснение. Генерал, говорят, подозревал своего помощника в том, что тот, еще в Англии, зная от генерала его план, передал его министру, лорду Берлею. Это грозило опрокинуть все расчеты Дрейка, потому что Дрейк стремился своим поведением сделать войну с Испанией неизбежной, а Берлей отстаивал политику осторожности и мира. Во всяком случае, дело Даути продолжало глубоко волновать генерала и после казни.