Николай Черкашин - ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ

Тут в комнату вбежал маленький мальчик, а его отловила молодая красивая женщина - дочь Ирины Николаевны - Оля… И понял я, что прихрамывающую блондинку кто-то решился однажды проводить из ресторана. Решился связать с ней судьбу, жениться на ней. Мужем Ирины стал статный моряк-главстаршина. Прожили они несколько лет. Потом развелись. И она, увечная, с ребенком на руках, сумела найти нового мужа, не хуже прежнего. Это даже не судьба, это - характер.

Живет Хабарова, не жалуется, внука растит, за полярнинских инвалидов хлопочет. Пособие от министерства обороны получает за искалеченную ногу - аж целых 83 рубля 26 копеек.

- Ну, а с Анатолием Степановичем, и в самом деле на разных мероприятиях встречаемся. Никакой обиды на него не держу. Он с тем взрывом и сам настрадался.

Такая вот история… Кого винить в той давней трагедии? Шла “холодная война”… И высшая степень боеготовности оплачивалось порой кровью. Через несколько месяцев после взрыва в Полярном, едва не грянул ядерный взрыв в Карибском море, где столкнулись лоб в лоб геополитические интересы двух сверхдержав и куда от забрызганных кровью полярнинских причалов ушли четыре подводные лодки. Такие же, как “Буки- 37”. “Живыми не ждали!” - скажут потом их командирам большие начальники, следившие за большой охотой американского флота на “Красные Октябри”. Но эта другая история…

Нынешний День подводника отмечался в Полярном широко и красиво. Ветераны выходили в море, опускали на воду венки… Мы сидели с Бегебой за одним накрытом столом. Золото погон его парадной тужурки оттенялось серебром густых еще волос. Рослый, крепкий морячина, он никак не тянул на свои семьдесят… Потом он вдруг куда-то исчез.

- А где Анатолий Степанович?

- К своим пошел…

Я нагнал Бегебу у гарнизонного кладбища. Там почти вровень с сугробами высился серый бетонный обелиск. “Морякам-подводникам, павшим при исполнении воинского долга 11 января 1962 года…” Я уже знал, что во все праздники капитан 1 ранга Бегеба приходит к своим морякам. Тяжелая эта участь быть живым командиром погибшего экипажа. Бегеба снял раззолоченную фуражку.

- Подождите, ребята… Я к вам вернусь.

Рукавом тужурки обметал он снег с выбитых на граните литер: Симонян, Семенов…

И живых, и мертвых, как всегда, объявили «аварийщиками», не разбирая кто трус, кто разгильдяй, а кто герой. Лишь спустя четверть века удалось узнать имена мучеников долга…

Представляю себе их последний ужин. Точнее последний «вечерний чай», который, согласно расписанию походной жизни, устраивают на всех военных кораблях в 21-00. Второй - жилой - отсек. Битком набитая кают-компания (на гвардейской атомной подводной лодке К-56 в море вышли два экипажа): шутки, подначки, веселые флотские байки под перезвон чайных ложечек в стаканах и гуденье батарейных вентиляторов. И они пили этот добротно заваренный флотский чаек, радуясь удачному дню.

Это было 13 июня 1973 года - за три часа до смертной побудки, о которой они ни сном, ни духом не ведали.

Казалось всем, что самые опасные, самые напряженные часы этих последних ходовых суток остались далеко за кормой.

Днем были зачетные стрельбы: К-56 всплыла в одном из полигонов Японского моря, вздыбила ракетные контейнеры, отчего стала походить на чудище с взъерошенным от ярости загривком, развернулась кормой к цели и ревущие огненные всполохи унеслись к далеким плавучим щитам. Все ракеты попали в мишень. Стреляли совместно с крейсером «Владивосток» и большим ракетным кораблем «Упорный» по наведению авиацией. Оценка -«отлично»! Теперь домой, в базу…

Старшим на борту К-56 шел заместитель командира дивизии ракетных атомных подводных лодок капитан 1 ранга Ленислав Филиппович Сучков. Напереживавшись, издергавшись за страдные сутки, Сучков сразу же после чая прилег на койку в каюте командира. Его примеру последовали вскоре и остальные офицеры, кроме тех, разумеется, кто стоял на вахте. Как на беду в ту ночь во втором - жилом аккумуляторном-отсеке народу было вдвое больше, чем положено. На ракетные стрельбы к-56 вышли и офицеры другого экипажа - с К-23, а также заводские специалисты-наладчики из Питера. Тридцать шесть человек устроились на ночь кто где смог - на койках, откидных диванных спинках, в медицинском изоляторе, во всех мыслимых и немыслимых закутках-шхерах, отчего отсек стал напоминать перенаселенный плацкартный вагон.

Оба командира - штатного и вывозного экипажей - капитаны 2 ранга Александр Четырбок и Леонид Хоменко убивали время до входа в узкость тем, что резались в кают-компании в популярную на флоте игру - «кошу», известную на востоке как нарды.

В час ночи атомарина огибала мыс Поворотный в заливе Петра Великого. Шли в надводном положении…

Четырбок бросил кости в очередной раз и замер: корпус лодки мелко задрожал - турбины давали реверс, винты отрабатывали полный назад! Не сговариваясь оба командира метнулись из отсека в центральный пост, а оттуда на мостик.

Поздно…

Час три минуты по полуночи… Страшный удар сотряс подводную лодку. Скрежет рвущегося металла. Водопадный рев воды, хлынувшей в прочный корпус. Уши резал свист сжатого воздуха высокого давления. Погас свет. Вопль закатанного в лохмы металла и обрывки трубопроводов человека. Кто мог узнать в этом предсмертном крике голос флаг-связиста капитана 3 ранга Якуса? Его обезображенное тело хоронили потом в закрытом гробу.

Но самым страшным был едкий запах хлора. Соленая морская вода, хлынув в аккумуляторную яму, сразу же вступила в реакцию с серной кислотой электролита. В незатопленный еще отсек повалили клубы убийственного газа. Индивидуальных дыхательных аппаратов было всего семь - по числу моряков в отсеке по боевому расписанию. Тяжелый аппарат успел надеть только доктор, но, наглотавшись хлора, не смог открыть баллончик с кислородом.

Капитан 1 ранга Сучков выскочил из каюты в средний проход отсека. Даже в эти жуткие минуты он оставался профессионалом: вместо звонков аварийной тревоги, отметил он, верещал ревун боевой тревоги. Сучков бросился к пульту связи и резко скомандовал:

-Начать борьбу за живучесть корабля!

Кажется, это были его последние слова. В центральном посту их записали в вахтенный журнал.

В одну минуту самый мирный отсек атомарины превратился в котел кромешного ада…

Что же стряслось?!

А случилось то, что случалось уже не раз и не два во все времена на всех флотах мира: подводную лодку протаранил надводный корабль. В ту ночь на К-56 нанесло научно-поисковое судно рыбаков «Академик Берг», носившее по злой иронии судьбы имя бывшего подводника.

Роковые события далеко не всегда предвещают о себе заранее. Вот и в тот вообщем-то погожий июньский денек ничто не обещало трагедии. Атомарина возвращалась домой прибрежным фарватером в сопровождении крейсера «Владивосток». Именно с крейсера за два часа до столкновения засекли надводную цель, которая шла навстречу подлодке со скоростью 9 узлов. Расстояние между ним было около 40 миль (округленно - 75 километров). Никаких опасений эта ситуация не вызывала. На «Владивостоке», шедшем на три мили мористее атомохода, следили за обстановкой по экрану навигационного радара. То же самое должны были делать и в центральном посту подводной лодки. Но радиолокатор на атомарине не включили. Понадеялись на зоркость верхней вахты. Успокаивала простота судоходной обстановки? Берегли ресурс радиолокационной станции?