Николай Черкашин - Адмиралы мятежных флотов

СУДЬБА КОРАБЛЯ . После кровавых событий в феврале семнадцатого линкор «Андрей Первозванный» простоял в Гельсингфорсе еще год и в апреле восемнадцатого ушел сквозь льды Финского залива в Кронштадт. Там его и настигла торпеда с английского катера в августе девятнадцатого. После тяжелого повреждения линкор встал на капитальный ремонт, который превратился для него в медленную смерть. Сначала сняли орудия и башни, потом и вовсе списали на металл. В 1924 году исключен из судового списка Балтийского флота. Резали его вместе с «Императором Павлом I». Хотя и были оба линкора в расцвете корабельного века - по одиннадцать лет каждому. Себе на погибель зажгли они на клотиках красные огни.

Гельсингфорс. Март 1917 года

В третий день марта, после завтрака, старший офицер «Дианы» кавторанг Рыбкин попросил кордегарда Демидова, столовавшегося вместе с мичманами, задержаться в кают-компании. Отозвав его к полупортику, где рядом с лакированным боком фортепиано торчал зачехленный парусиной казенник сорокапятимиллиметрового орудия, Рыбкин вполголоса, но достаточно внушительно сказал:

- Леонид Николаевич, полагаю за благо прервать вашу стажировку ввиду чрезвычайно напряженного положения в базе и рекомендовал бы вам вернуться в корпус.

Демидов вспыхнул:

- Господин кавторанг, я, как и вы, принимал присягу и потому имею полное право находиться на корабле при любых опасностях.

- Браво! - усмехнулся Рыбкин и, приоткрыв инструмент, отбренчал одним пальцем туш. - Это в вашу честь, кордегард. Ответ, достойный выпускника нашей альма-матер… И все-таки… Я попрошу вас выполнить ряд поручений в городе. Первое: сдать письма офицеров на почтамт. Второе: навестить в госпитале больного офицера с нашего крейсера и передать ему презент от кают-компании. Третье: не в службу, а в дружбу заглянуть ко мне на квартиру и передать Наталье Васильевне, что у нас все в порядке и что в субботу я съеду в город. Прошу вас также заночевать в моем доме и составить тем самым охрану моей семье в эту неспокойную ночь.

- Я готов все это выполнить, Борис Николаевич. Но… Но ведь это всего лишь повод для удаления меня с корабля. Не понимаю, чем я не заслужил доверия быть вместе с офицерами?

Рыбкин мягко опустил крышку фортепиано.

- Милый юноша, если вам всего этого мало, то я отдаю вам официальное приказание. Корабельный гардемарин Демидов!

- Я!

- Приказываю вам вручить мой пакет лично командующему флотом вице-адмиралу Непенину. Для вас это убедительно?

- Так точно!

- Пакет я сейчас приготовлю. Прошу вручить его завтра не ранее восемнадцати часов.

- После исполнения вашего приказания могу ли я вернуться на корабль?

- Да. И заберите в строевой части бумаги, подтверждающие, что стажировка ваша окончена с оценкой «отлично».

Пакет был тощ. В нем лежала одна лишь записка, второпях набросанная на корабельном бланке «Дианы»: «Дорогой Адриан Иванович! Обстановка в команде взрывная. На всякий случай хочу попрощаться и попросить, как водится, прощения. Позаботься, если Господь не приведет свидеться, о Наталье.

Да хранит тебя Бог!

Обнимаю!

Борис.

Р.S. Милого юношу, доставившего сей пакет, кордегарда Демидова, прошу откомандировать в корпус».

Демидов исправно доставил пакет на «Кречет».

Непенин пробежал записку, аккуратно сложил ее и спрятал в нагрудный карман.

Россией правит черт! - повторил он в который раз за этот день.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА . «Когда происходили вышеупомянутые события на «Андрее Первозванном», - сообщал Г.К. Граф , - на соседнем «Императоре Павле I» наблюдалась картина еще ужаснее.

Бунт вспыхнул с того, что в палубе был поднят на штыки штурманский офицер лейтенант В.К. Ланге якобы за то, что числился агентом охранного отделения, в действительности, конечно, ничего подобного не было. На шум, поднятый во время этого убийства, немедленно пошел старший офицер старший лейтенант В.А. Яновский, предварительно послав дежурного офицера, мичмана Шуманского, передать распоряжение офицерам, чтобы они шли по своим ротам.

Передав это приказание, Шуманский и несколько других офицеров быстро направились по коридорам к ротам. В коридоре им навстречу шла группа матросов. Мичман Шуманский ее как-то случайно проскочил, а следующий, лейтенант Н.Н. Совинский, был остановлен. Матросы просили Совинского не ходить далее, так как его убьют.

Лейтенант Совинский был совершенно безоружен и на это предупреждение только поднял руки кверху и сказал: «Что же, убейте…» И в тот же момент действительно был убит ударом кувалды по затылку. Его убил подкравшийся сзади кочегар Руденок, из крестьян Полтавской губернии.

Когда предупреждавшие Совинского матросы хотели его перенести в лазарет, убийца еще несколько раз ударил его по голове кувалдой.

Той же кувалдой кочегар Руденок убил и проскочившего толпу мичмана Шуманского. Он же убил и мичмана Булича.

Старший офицер, старавшийся на верхней палубе образумить команду, был схвачен, избит чем попало, за ноги дотащен до борта и выброшен на лед.

Командир этого корабля, капитан 1-го ранга С.Н. Дмитриев, на защиту своих офицеров выступить не решился, успокоить команду не пытался и просидел в течение всего острого момента в кают-компании, предоставив каждому действовать по своему усмотрению».

Спустя семь лет бывший мичман, а тогда крупный партийный деятель Федор Раскольников пытался отмыться от крови своих бывших однофлотцев. «Расстрелы офицеров, - писал он в мемуарах, - носили абсолютно стихийный характер, и к ним наша партия ни с какой стороны не причастна» 1.

Коллега Раскольникова по партии, матрос с «Павла» Н. Ховрин простодушно поведал о том, что пытался скрыть большевистский бонза: «Первым поднялся экипаж «Павла». По приказу еще не вышедшего из подполья комитета большевистской организации матросы захватили винтовки в караульном помещении и бросились на палубу. Вставший на их пути мичман Булич был убит. Против него никто не имел зла. Но он преградил дорогу восставшим, и его убили. Командира 2-й роты мичмана Шуманского застрелили, когда он открыл огонь по матросам из своей каюты. Вслед за ним погиб старший офицер Яновский. Возле карцера матросы прикончили лейтенанта Совинского, отказавшегося выпустить арестованных» 2.

«В тот же вечер - летописал Г.К. Граф , - начала вести себя крайне вызывающе и команда на крейсере «Диана». Хотя убийств пока не было, но у всех офицеров было отобрано оружие, а старший офицер, капитан 2-го ранга Б.Н. Рыбкин, и штурман были арестованы. Всю ночь эти офицеры, сидя в своих каютах, слышали за стенками разговоры, что их надо расстрелять, спустить под лед и так далее. Самочувствие их было самое ужасное.