Валерий Большаков - Помор

Сразу после обеда, когда стадо мирно паслось, а ковбои отдыхали от трудов праведных, из прерии явились пятеро здоровяков виду довольно разбойного. Дорогие сёдла, револьверы с серебряной чеканкой и перламутровыми щёчками рукояток выдавали «стреляющих ковбоев», приученных не пасти коров, а красть их.

Ехавший впереди носил чёрную шляпу-котелок, синюю рубашку с двумя рядами пуговиц и полосатые брюки. Широкое загорелое лицо обрамляла рыжеватая шкиперская бородка, мясистые губы перебирали окурок сигары.

С усмешкой оглядев Чугу и его бакеров, бородач вынул сигару изо рта и надменно заявил:

— Мы забираем половину этого стада!

— Здрасте вам через окно! — изобразил Ефим крайнюю степень удивления.

— А жирно не будет? — ухмыльнулся Федор.

Бородатый склонился с седла и снисходительно объяснил:

— Нас пятнадцать человек. Будете вести себя смирно — не тронем!

Невозмутимый Туренин, объезжавший стадо, приблизился, красноречиво кладя «спенсер» поперёк седла.

— Дурачьё! — процедил главарь.

В следующее мгновение Чугин «смит-вессон» уставился на него чёрным зиянием дула.

— Убирайтесь! — холодно сказал Федор. — Попадётесь ещё раз — угощу вами канюков.

Бородач медленно сунул окурок в рот и повернул коня. Все пятеро неспешно удалились, бросая угрожающие взгляды через плечо.

Чуга сунул револьвер в кобуру и сухо распорядился:

— Дежурить будем все.

— Натурально, — кивнул Иван.

— Узнал того, с бородой? — глянул на брата Захар.

— Где-то я его уже встречал… Вот где только?

— Это Карибу Харт, ганфайтер из Доджа.

— Точно! Харт оч-чень любит чужую говядину!

— Нашей он подавится, — отрезал помор.

…Вечером, когда стадо растянулось у безымянной речки на водопое, из прерии налетели семеро или восьмеро всадников. Крича и стреляя в воздух, маша разожжёнными факелами, они распугали коров, обращая их в безумную стампиду, — дико мыча от ужаса, лонгхорны и шортхорны с одинаковой прытью помчались прочь, живой лавиной сметая всё на своём пути.

— В сторону! — заорал Федор, заворачивая чалого. — В сторону, Паха! Затопчут!

— Что мы, зря их собирали?! — провопил князь, пытаясь удержать пятнистого быка, но тот пронёсся носорогом, едва не поддев на рога груллу, которую оседлал его сиятельство.

Чуга бросился наперерез скотокрадам — а кто ж это ещё мог быть?! — и едва не столкнулся с крепким мужиком на вороном коне. Трепещущий свет факела вырвал из темноты «шкиперскую» бородку, перекошенный рот, шляпу-котелок… В следующую секунду свистнула плеть, огрев помора по выставленной руке и полосуя спину.

— Т-твою мать!

Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. Мычание и топот стихли, потревоженная тишина установилась снова.

Иван с Захаром поскакали за стадом, зигзагом прочёсывая прерию. Чуга направился в другую сторону, куда, как он заметил, ринулись сотни коров.

Его сердце раздирала бешеная злоба, палящая, лютая ярость. Ведь он гнал не просто скотину, а плоды своих тяжких усилий, бессонных ночей, тревог, страхов и угроз. И вот какая-то сволочь захотела, чтобы месяцы изматывающего труда пошли насмарку?!

— Ну, погодите, — цедил Чуга, — доберусь я до вас!

Всю ночь до самого рассвета ковбои носились по прерии, сгоняя перепуганных коров обратно. Набегавшись, бурёнки притомились, разбрелись и хрупали сочной травою, успокаивая нервы.

К утру удалось собрать больше восьми сотен голов. Передохнув малость, запихав в себя наскоро завтрак, погонщики продолжили поиски, всё дальше уходя от речки, благо что в эту сторону скотина не кидалась.

— Восемьсот пятьдесят! — крикнул Исаев, опуская платок, натянутый на нос. — Больше нема!

— А куда тогда делись ещё двести? — задал резонный вопрос Туренин. — Не до дому же они отправились!

— На юг свежих следов нет, — сказал Иван, подъезжая от реки, — только наши старые. Зато я нашёл набитую тропку вдоль речки на запад. Там брод, и муть ещё не осела. Стадо провели всего пару часов назад!

— Ясненько… — зловеще проговорил Чуга.

Фима подхватил «винчестер» и воскликнул:

— Ищем до здрасте тех уродов, шо подумали, они умнее нас!

— Оставайтесь здесь, — осадил его Фёдор, — стерегите коров! А я прогуляюсь за речку…

— Я насчитал пять лошадей, — сказал Гирин осторожно. — Вполне может быть и такое, что скотокрадов целая свора. Вспомните, сколько этих гадов «выступило» ночью!

— Хор так хор, — медленно проговорил Фёдор. — А я буду солировать!

Дав чалому шенкеля, он поскакал к реке.

Долгое время помор не замечал на берегу ни единого отпечатка. Понадобилось проехать пару миль, прежде чем он углядел широкую полосу истоптанной травы, тянувшейся к реке из прерии. Именно тут, в окружении хилого ивняка и камышей, проходил брод. Река в этом месте была настолько мелка, что камни выглядывали со дна.

Фёдор направил коня в воду и расстегнул ремешки на обоих кобурах, решив не доставать «генри» из седельного чехла, — недаром же он всю дорогу тренировался стрелять с обеих рук, а у винтовки всего один ствол…

Стадо на своём пути вытоптало траву так, что искать следы не требовалось — конь ехал, словно по дороге, точно ведая пункт назначения.

Ровная плоскость прерии внезапно пошла под уклон. Спустившись в обширную низину, Чуга направил мустанга на пологий подъём. Перевалив взгорок, он оказался на краю ещё большей низменности, где протекал ручей, русло которого обступили тополя.

Коровы были здесь — сотни две бычков-двухлеток мирно паслись, отмахиваясь обгаженными хвостами от букашек-таракашек.

А прямо перед Фёдором, в каких-то десяти саженях, весело горел костёр, вокруг которого сидели и лежали скотокрады, числом восемь. У каждого на поясе висело по две кобуры, а кое у кого ещё и третий револьвер торчал за поясом. В стороне, у раскидистого дерева, были привязаны лошади, с ними находился девятый член банды.

Всю эту картинку Чуга усмотрел сразу, но она его не впечатлила — спрыгнув с лошади, помор выхватил «смит-вессоны» и открыл огонь.

Первым, хватаясь за грудь, пал тот, кто ухаживал за конями. Задев двоих справа, Федор выпустил три пули влево — две из них нашли свою цель, одна — в голову.

Когда скотокрады опомнились и вскочили, чтобы дать отпор, то уже вшестером. Первым отреагировал бородач в котелке, видимо главарь. Низко приседая и скалясь от натуги, он опорожнил барабан «кольта», метясь в Чугу, но помор постоянно был в движении — то приседал, то падал и перекатывался, вскакивал — и жал на спусковой крючок. Одна пуля обожгла Фёдору плечо, другая рванула за рукав под мышкой, третья расщепила луку седла, четвёртая ужалила в ногу выше колена, оставляя кровавую царапину. Пятая прозудела мимо, обдав щеку горячим воздухом, после чего боёк «кольта» щёлкнул в пустую камору.