Олег Велесов - Америкэен-Сити

Я покрыл ставку. Это всё, что я мог сделать, ибо на данном этапе мои финансовые возможности себя исчерпали. Я положил карты на стол и театральным движением, насколько позволил талант, вскрыл их одну за другой. Зал изумлённо ахнул: смолл стрит! Я уже говорил, что подобная комбинация выпадает один раз на сто тысяч? Увидав это, Фриско покачал головой. В банке лежало больше четырёх тысяч долларов, так что сожалеть было о чём. Будь у меня изначально такая гигантская сумма, я бы давно поднялся сам и поставил на ноги всех своих тёлок беломордой породы…

Фриско небрежно бросил карты, разметав их по всему столу.

— Флеш ройал. Попрощайтесь со своим ранчо, мистер Росс.

Он произнёс это тихо, с лёгким оттенком пренебрежения, и я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Если бы я стоял, а не сидел, то непременно упал бы. Как?! Почему?! Я не верил глазам, но где-то в глубине души уже укоренился холодок потери — проиграл!

— У вас есть месяц, чтобы оплатить закладную, — сказал Каллахен. — Надеюсь, вы найдёте деньги…

Если только ограблю ваш банк, хотел ответить я, но в горле пересохло, и вместо слов я изверг протяжный хрип. На большее моё горло не сподобилось.

У меня оставалось долларов двадцать. Я сгрёб их в кучу, засунул в карман и, не видя обращённых ко мне сочувствующих лиц, двинулся к выходу. Я проиграл всё: ранчо, свободу, надежду на будущее. Осталось только то, с чем я приехал. Нет, даже меньше. Когда я сюда приехал, у меня в кармане было сто семьдесят два доллара, а осталось двадцать. В кругленькую сумму обошёлся мне этот городок. Лучше бы я послушал мистера Паттерсона и проехал мимо…

Я вышел на улицу и глубоко вдохнул прохладу вечернего воздуха. Дневной зной спал, но мне по-прежнему было жарко. Виски повлажнели, вены набухли, несколько капель пота скатились по подбородку и упали на грудь. Колени дрожали, и я прислонился плечом к столбу…

Это меня и спасло.

Вечернюю темноту разорвала вспышка выстрела, и что-то тяжёлое с придушенным всхлипом ударило в дверной косяк. Брызнули щепки, дико заржала испуганная лошадь. Я бросился на пол, одновременно выхватывая револьвер и посылая пулю за пулей в чёрный проулок напротив. Стрелял я до тех пор, пока не опустел барабан. Потом быстро вскочил, перемахнул через перила, нырнул за угол и затаился.

Вокруг было тихо. Стрелок, как и в прошлый раз, сделал лишь один выстрел. Я перезарядил револьвер, убрал его в кобуру и шагнул на дорогу. Пусто. Если грохот выстрелов и привлёк чьё-то внимание, то исключительно бродячей собаки, облюбовавшей себе место для ночлега под крыльцом гостиницы. Из заведения мадам Томпсон по-прежнему лилась музыка, и публика уже наверняка позабыла обо мне. Обо мне и моём проигрыше…

— Это в вас стреляли?

Она подошла так тихо, что я вздрогнул, услышав её голос.

— В меня, — кивнул я.

— У вас кровь на щеке, — с участием произнесла Белла. — Вы ранены. Я могу помочь.

Я был рад её помощи. Проигрыш, падение в бездну, выстрел — и добрые женские руки, несущие облегчение. Что может быть лучше? Да, я был рад. Вот только Лу Фриско не спешил радоваться.

— Так-так, голуби воркуют! — Он стоял на веранде, уперев руки в бока, и сверлил меня взглядом ревнивого мавра. За его спиной ухмылялись братья Гомес и, кажется, Каллахен. Всё же я был не прав, выстрелы привлекли внимание. Следом за ними на веранду высыпало ещё несколько человек.

— Босс, отдай его нам. Мы с ним разберёмся, — услышал я скрипучий голос с мексиканским акцентом. Кто именно это сказал, Хулио или Педро, разбираться я не стал; да и зачем, если они для меня на одну морду. Но я внимательно следил за обоими, и если кто-нибудь из них потянется за револьвером — выстрелю не задумываясь.

— Он ещё по закладной не расплатился, — с какой-то садистской удовлетворённостью сказал Фриско. — А ты, — это он уже Белле, — иди сюда. Не приближайся к нему, ты моя девушка!..

Белла фыркнула, как рассерженная кошка.

— Твоя девушка?! С каких это пор, Лу? Разве я тебе что-то обещала?

Лу Фриско относился к той категории людей, которые ужас как не любят, когда с ними спорят или не подчиняются. Когда я прогнал его с моего ранчо, он очень расстроился. Но у меня был весомый аргумент — винчестер, и он проглотил мои слова. У Беллы не было ничего, кроме того, что она женщина. Но поверьте мне — на Западе это самое действенное оружие. Оскорбить или, не дай бог, ударить женщину, значит подписать себе смертный приговор. Я видел, как одного наглеца, осмелившегося обругать женщину, в две минуты повесили на дереве. Поэтому Лу только сверкнул глазами.

— Потом поговорим, — прошипел он и, развернувшись, вернулся в кабаре.

Братья Гомесы последовали за ним, взглядами пообещав мне скорую встречу. Что ж, если ребята мечтают о потустороннем мире, то это их проблемы, и я с радостью помогу им эти проблемы решить. Мистер Каллахен, банкир с грустными глазами, не пообещал мне ничего, хотя мог бы. Например, мог бы сказать, что мой долг аннулирован и мне больше не о чём беспокоится. Но не сказал. Он просто ушёл. Ладно, пусть это останется на его совести.

Долг мой вырос. Теперь я должен был не только Дену Макклайну за тёлок, но ещё и мистеру Каллахену по закладной на ранчо, что в итоге составило три с половиной тысячи баксов. Если вернуть Макклайну его тёлок, то долг уменьшится на полторы тысячи, однако сделать этого я как раз и не мог. Закладная составлялась с учётом этим самых тёлок. Я даже не имел права вытащить гвоздь из табуретки, потому что этот гвоздь теперь так же принадлежал владельцу закладной… Будь она неладна…

— Пустяковая рана, — сказала Белла, прикладывая к моей щеке свой белоснежный платочек. — Царапина.

Я уже и забыл, что она стоит рядом. Беды, так внезапно свалившиеся на мою глупую голову, завладели всем моим вниманием и не позволяли думать о чём-то ином. Я выпал из реальности, позабыл об осторожности и жил теперь одними мыслями. Если так пойдёт и дальше, то Лу Фриско в самом деле придётся покупать для меня гроб у мистера Джениша…

— Да… царапина, — произнёс я рассеяно.

Белла отняла платок от моего лица, и мне вдруг стало холодно. Не знаю откуда взялось это ощущение. Назвать вечер холодным у меня язык не поворачивался. Ещё минуту назад я изнывал от жары, а теперь трясся в ознобе и понимал, что тёплый плащ, окажись он под рукой, вряд ли поможет. И холод, и дрожь были вызваны чем-то другим, чем-то, что к внешнему миру не имело никакого отношения. Наверное, это пришло изнутри, из глубины того, что люди иногда называют душой. Мне показалось, что я вновь стал маленьким мальчиком, тем самым мальчиком, который много раз прижимался к тёплым материнским коленям, когда чувствовал себя одиноким… Но это было давно, в другой жизни, не в моёй жизни…