Карл Май - Виннету – вождь апачей [litres]

– Это мои спутники и друзья, – сказал Клеки-Петра, указывая сперва на отца, затем на сына. – Вот это Инчу-Чуна («Хорошее Солнце»), великий вождь мескалеров, признанный таковым и всеми остальными племенами апачей. А другой – его сын Виннету, совершивший, несмотря на свою молодость, больше отважных подвигов, чем иные десять воинов совершают за всю свою жизнь. Его имя прогремит когда-нибудь на всем протяжении Скалистых гор и саванн.

Казалось, Клеки-Петра перехватил через край, но впоследствии я убедился, что он нисколько не преувеличивал. Рэтлер, насмешливо улыбнувшись, воскликнул:

– Такой юнец и уже совершил столько подвигов! Я уверен, что это могло быть лишь кражей или мошенничеством. Кто же не знает, что все краснокожие – воры и мошенники?

Это было тяжкое оскорбление, но пришельцы сделали вид, что не расслышали. Они подошли к медведю, и Клеки-Петра, присев на корточки, принялся внимательно его рассматривать.

– Он издох не от пули, а от ножевых ран, – сказал он, обращаясь ко мне.

Он слышал наш спор с Рэтлером и хотел со своей стороны подтвердить, что я был прав.

– Это еще выяснится, – сказал Рэтлер. – Что вообще понимает этот горбатый учителишка в охоте на медведя! Только после того, как мы стянем с медведя шкуру, видно будет, какая из ран оказалась смертельной… Я вовсе не собираюсь уступать свое право на добычу какому-то гринго рну!

В это время Виннету также наклонился к медведю, потрогал его в запачканных кровью местах и спросил меня:

– Кто из вас отважился напасть на медведя с ножом в руках?

Он говорил на вполне правильном английском языке.

– Это сделал я.

– Почему же юный бледнолицый брат не стрелял в него?

– Потому что у меня не было ружья.

– Здесь же лежат винтовки.

– Но они не мои. Хозяева этих ружей побросали их, а сами взобрались на деревья!

– Когда мы шли по следам медведя, к нам доносились испуганные вопли. Где это кричали?

– Здесь.

– Только белки да скунсы спасаются на деревья от приближающегося врага. Мужчина должен сражаться. Раз у моего бледнолицего брата хватило храбрости, почему же его называют грингорном?

– Потому что я только недавно попал на Запад.

– Ну и странные же люди бледнолицые! Юношу, который с одним ножом отваживается выйти на гризли, они называют грингорном, те же, кто со страху лезут на деревья и воют там от ужаса, имеют право называться бравыми вестманами! Краснокожие более справедливы. Трус у них никогда не прослывет храбрецом, а храбрец трусом.

– Сын мой говорит правду, – сказал старший индеец на менее правильном английском. – Этот смелый бледнолицый юноша уже больше не грингорн. Героем следует называть того, кто подобным образом убил серого медведя. А если он сделал это для того, чтобы спасти жизнь постыдным беглецам, то мог бы ожидать от них не брани, а благодарности… Ну а теперь пойдем дальше и посмотрим, чего ради пришли сюда бледнолицые.

Какая громадная разница была между моими белыми спутниками и презираемыми ими индейцами! Чувство справедливости побудило краснокожих без всякой для них необходимости высказаться в мою пользу. Между тем это представляло известный риск для них. Их было только трое, и они не знали, сколько человек насчитывалось нас. Делая вестманов своими врагами, они, несомненно, подвергали себя опасности. Но об этом они, казалось, не думали. Медленно и гордо прошли они мимо нас и направились в долину. Мы последовали за ними. Вдруг Инчу-Чуна, заметив межевые колья, остановился, обернулся ко мне и спросил:

– Что такое здесь делается? Разве бледнолицые собираются размежевать эту землю?

– Да.

– Зачем?

– Чтобы построить дорогу для огненного коня.

Глаза вождя, потеряв спокойное сосредоточенное выражение, гневно вспыхнули, и он торопливо спросил меня:

– Ты также принадлежишь к этим людям?

– Да.

– И ты межевал эту землю заодно с ними?

– Ну да.

– И получишь за это деньги?

– Разумеется.

Он окинул меня пренебрежительным взглядом и в презрительном тоне обратился к Клеки-Петра:

– Твои учения очень хороши, но они не всегда оказываются верными… Вот наконец встретился нам отважный бледнолицый с честным открытым взглядом, но и он, оказывается, пришел за вознаграждение грабить нашу землю! Все белые похожи друг на друга, хотя лица у них бывают и добрые, и злые!

Желая быть честным, я, должен признаться, что ничего не смог сказать в свое оправдание, я был пристыжен до глубины души.

Между тем мы приблизились к палатке, в которой спрятался старший инженер с другими землемерами. Через имевшееся в ней отверстие они со страхом ждали медведя. Заметив нас, они отважились покинуть свое убежище, немало удивленные, а может быть, и испуганные присутствием индейцев. Конечно, первый их вопрос касался того, как удалось нам справиться с медведем. На это Рэтлер тотчас ответил:

– Мы его застрелили, и к обеду у нас будут медвежьи лапы, а на ужин окорока.

Наши гости вопросительно взглянули на меня, я же сказал:

– Это я заколол гризли. Вот стоят три знатока дела, признавшие меня правым, однако это обстоятельство не должно решать спора. Пусть Хоукенс, Стоун и Паркер, вернувшись, скажут свое мнение, которым мы и будем руководствоваться. До тех пор медведь останется нетронутым.

– Черта с два! Буду я руководствоваться их мнением! – буркнул Рэтлер. – Я сейчас же отправлюсь со своими людьми за медвежатиной и всякому, кто захочет помешать нам в этом, я пущу полдюжины пуль в лоб.

– Не задирайте носа, мистер Рэтлер! Вы еще пожалеете об этом. Ведь я не испугаюсь ваших пуль, как вы испугались медведя. Вы не загоните меня на дерево, не воображайте! Я ничего не имею против того, чтобы вы отправились в лес, но надеюсь, что вы сделаете это только ради несчастного товарища, которого следовало бы предать земле.

– Разве не всем удалось спастись? – спросил испуганно Бэнкрефт.

– Рэллинс растерзан медведем, – ответил Рэтлер – Этот бедняга погиб по глупости другого, а то бы он тоже спасся.

– По чьей же глупости?

– Он, подобно всем нам, вскарабкался было на дерево, но в этот самый момент прибегает этот глупый грингорн и давай дразнить медведя! Ну, тот понятно рассвирепел, бросился на Рэллинса и растерзал его!

В своей низости он зашел слишком далеко, я не находил слов от изумления. Представить дело в таком виде, к тому же в моем присутствии, нет, этого я не мог стерпеть! Я быстро обратился к нему с вопросом:

– Это ваше искреннее убеждение, мистер Рэтлер?

– Да, – последовал решительный ответ. Он вытащил из-за пояса свой револьвер, так как ожидал выступления с моей вороны.

– Итак, Рэллинсу удалось бы спастись, и только я помещал этому?

– Безусловно!