Кормак Маккарти - Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей

Как ее зовут? — послышался из темноты голос Ролинса.

Алехандра… Ее зовут Алехандра.

В воскресенье днем Джон-Грейди и Ролинс отправились в поселок Ла-Вега на лошадях из того табуна, с которым так крепко поработали. Эскиладор [57] Стригаль (исп.) . на ранчо постриг их овечьими ножницами, и теперь их шеи над воротниками сделались странно белыми, словно шрамы. Они ехали, надвинув шляпы на брови, и посматривали по сторонам с таким видом, будто готовы в любой момент принять вызов здешних мест и всего, что они в себе таят. По дороге устроили призовую скачку на пятьдесят центов, и Джон-Грейди одержал победу. Потом поменялись конями, и снова удача оказалась на его стороне. Перевели коней с галопа на рысь, и те бежали разгоряченные и в мыле. Когда кони неслись по дороге, крестьяне с корзинами овощей и фруктов или ведрами, прикрытыми марлей, жались по обочинам, а кое-кто на всякий случай прятался в кустах и кактусах. На юных всадников мексиканцы взирали с удивлением. Их кони грызли удила, с морд летела пена, а седоки отрывисто переговаривались на непонятном языке и погоняли коней, неудержимые в своем неистовстве, которое, казалось, вот-вот взорвет весь этот мир, но бешеный смерч пролетал, оставляя позади все как было. Пыль, солнце, чириканье птиц.

В магазинчике, куда они зашли, на полке лежали стопки рубашек — снимешь верхнюю, развернешь, и на ней окажется высветленный прямоугольник на том месте, куда падало солнце или пыль, или все вместе. Ролинс перемерил немало рубашек, прежде чем отыскал такую, у которой рукава не были ему коротковаты. Хозяйка вынимала булавки, которыми рубашка была сколота, и, держа их во рту, прикладывала рукав к руке покупателя, после чего горестно качала головой. Выбрав по паре новеньких, негнущихся джинсов, Джон-Грейди и Ролинс отправились в примерочную, — ею служила спальня в задней части магазинчика; в спальне стояли три кровати, а цементный пол был когда-то выкрашен в зеленый цвет. Усевшись на одну из кроватей, покупатели стали пересчитывать деньги.

Она сказала, что джинсы стоят пятнадцать песо. Сколько это по-нашему? — шептал Ролинс.

Просто запомни: два мексиканских песо — это четверть доллара.

Сам запомни! Короче, почем штаны-то?

Доллар восемьдесят семь.

Черт возьми! Тогда мы неплохо живем. Тем более что через пять дней получка!

Взяв себе еще носки и нижнее белье, они выложили все на прилавок, чтобы хозяйка посчитала, сколько они ей должны. Та завернула покупки в два отдельных пакета и перевязала бечевкой.

Сколько у тебя осталось? — спросил Джон-Грейди.

Четыре доллара с мелочью.

Купи себе сапоги.

На сапоги немного не хватает.

Я одолжу.

Без балды?

Конечно.

А ведь нам сегодня потребуются финансы и на вечер.

Ничего, еще пара долларов останется. Давай.

А что, если ты захочешь угостить свою даму шипучкой?

Это разорит меня аж на целых четыре цента. Не бери в голову.

С сомнением во взгляде Ролинс взялся за пару сапог, поднял ногу и приложил подошву одного из них к своей:

Малы, даже мерить незачем.

А попробуй вон те.

Черные?

Ну да! Почему нет?

Ролинс надел черные сапоги и прошелся в них взад-вперед. Хозяйка одобрительно покивала.

Ну, как тебе?

Да вроде нормально. Только вот к этаким каблучищам надо привыкнуть.

А ты спляши.

Чего?

Спляши, говорю.

Ролинс посмотрел на хозяйку, потом на приятеля:

Черт побери. Я что, умею, что ли?

А ты спляши как умеешь.

Громыхая на старом дощатом полу, Ролинс отбил чечетку и остановился, ухмыляясь в облаке поднятой пыли.

Qué guapo [58] Вот молодчина! (исп.) , сказала хозяйка.

Джон-Грейди улыбнулся и сунул руку в карман за деньгами.

Мы забыли купить перчатки, сказал вдруг Ролинс.

Перчатки?

Ну да. Мы, конечно, маленько приоделись, но работать-то все равно придется.

Тоже верно.

Веревки из агавы протерли мне все ладони.

Джон-Грейди посмотрел на свои руки, спросил женщину, есть ли у нее рабочие перчатки, и они купили себе по паре.

Пока она их заворачивала, друзья стояли у прилавка, и Ролинс смотрел на свои сапоги.

У старика Эстебана в конюшне есть манильские веревки. Мягкие, прямо шелк. Как только подвернется случай, одну для тебя позаимствую, сказал Джон-Грейди.

Черные сапоги. Надо же! Всегда мечтал стать разбойником с большой дороги, сказал Ролинс, качая головой.

Хотя вечер выдался прохладным, двойные двери амбара были распахнуты. Человек, продававший билеты, сидел на стуле, поставленном на деревянное возвышение, так что при появлении очередного посетителя ему приходилось нагибаться, чтобы взять монету и вручить билет — или принять корешок от того, кто выходил и теперь возвращается обратно. Большое строение из саманных блоков опиралось на наружные столбы, из которых далеко не все являлись частью его первоначальной конструкции. Окон у строения не было, а стены сильно потрескались и местами, казалось, вот-вот обвалятся. Освещался зал двумя рядами электрических лампочек в бумажных мешочках, раскрашенных акварельными красками так, что на просвет виднелись следы от кисти. Зеленые, красные и синие абажурчики были грязноваты и казались одного цвета. Пол хоть и подмели ради такого случая, но под ногами похрустывала шелуха от семечек и солома. В дальнем углу зала вовсю наяривал оркестр, расположившийся на возвышении из дощатых поддонов, сзади прикрытом раковиной из согнутых железных листов. У подножия эстрады были установлены «прожектора» — мощные лампы в больших жестянках из-под повидла, поставленных прямо на драпировку из цветной материи, которая весь вечер потихоньку тлела. Отверстия банок были затянуты цветным целлофаном, и прожектора отбрасывали на раковину причудливые тени музыкантов. Под потолком в полумраке время от времени проносились с жуткими криками козодои.

Джон-Грейди, Ролинс, а также местный парень Роберто стояли у дверей в темноте среди машин и фургонов и передавали друг другу пинтовую бутылку мескаля. Роберто приподнял бутылку и сказал:

¡A las chicas! [59] За девчонок! (исп.) — Сделал глоток и передал бутылку дальше.

Джон-Грейди и Ролинс также сделали по глотку, после чего насыпали на запястья соли из бумажки и лизнули. Роберто затолкал в горлышко бутылки пробку из кукурузного початка и спрятал бутылку за колесо грузовика. После чего они поделили на троих пачку жевательной резинки.

¿Listos? [60] Теперь готовы? (исп.) — спросил Роберто.

Listos .

Она танцевала с высоким парнем с ранчо Сан-Пабло. На ней было голубое платье, и ее губы были накрашены. Джон-Грейди, Роберто и Ролинс стояли у стены и смотрели на танцующих, не забывая поглядывать на девчонок в дальней части зала. Джон-Грейди стал проталкиваться между группками молодежи. Пахло потом, соломой и крепкими духами всех мастей. На эстраде аккордеонист отчаянно боролся с непослушным инструментом, усердно топая в такт. Затем он сделал шаг назад, и вперед вышел трубач. Алехандра вдруг посмотрела через плечо партнера туда, где стоял Джон-Грейди. Ее черные волосы, повязанные голубым бантом, были высоко подняты, и шея белела словно фарфоровая. Когда она снова повернулась в его сторону, на ее губах появилась улыбка.