Виктор Тюрин - Человек человеку волк или Покорение Америки

— Джон, сделай еще одно доброе дело, — тут он сделал паузу, подчеркнув тем самым свое отношение к смерти Капитана, — позови людей, пусть займутся трупом, — затем подождал, пока я не вернусь, продолжил. — Теперь о деле. Если Джон, как он утверждает, убил Цирюльника, то ирлашки сейчас превратились в стадо баранов. Бери любого — и режь горло.

Он щелкнул крышкой часов, лежащих перед ним на столе: — Так что не будем дожидаться назначенного времени. Пойдем прямо сейчас и надерем ирлашкам задницы!

Все тут же, без слова возражения, двинулись к дверям, старательно обходя лужу крови на полу.

Войны, как таковой, не было. Хотя ирландцы ожидали нашего нападения, но лишенные единого руководства и ослабленные внутренними распрями, они смогли оказать сопротивление только на начальном этапе. Не выдержав напора, начали отходить, пока отступление не превратилось в бегство. К полудню рынок и порт были очищены от ирландцев, после чего Сержант, решив все-таки прислушаться к моему совету, сел за стол переговоров с Ломаным Носом. Некоторые вожаки, такие как Малыш Израэл и Гризли Кэссиди открыто изъявляли свое недовольство и желание вести войну до победного конца, но пример Капитана Джека заставил их ограничиться только невнятными угрозами. Ломаный Нос, не совсем отойдя от наркотического дурмана, долго не мог понять, где он оказался и что от него хотят, а когда понял, схватился за голову. Некоторое время он мог изъясняться только руганью и угрозами пока в его нос не уперся ствол револьвера, после чего он быстро заткнулся. В наступившей тишине я ему снова в популярной форме объяснил, что его жизнь напрямую зависит от двух кусков земли, которые уже захвачены, после чего он тут же дал свое согласие. Тут же послали за его доверенными людьми, имена которых он назвал. Когда те приехали, он в их присутствии, правда, скрипя зубами, дал согласие на отторжение территории порта и района рынка. В обмен на это я подарил ему легенду о том, как он разработал и принимал непосредственное участие в операции по уничтожению своего конкурента Лома. Я надеялся, что с ее помощью он сможет укрепить у своих людей, пошатнувшееся к нему уважение.

Еще с неделю мы стояли "под ружьем", пока продолжались мелкие стычки и разборки на границах новых территорий, но скоро ирландцам стало не до нас, так как разборки Ломаного Носа с оппозицией вскоре перешли в настоящую войну. На этом закончилась мое участие в бандитской войне. На большой сходке по случаю нашей победы произошла раздача наград. В числе других Сержант озвучил и мое имя, отдав мне территорию порта. Я ожидал недовольства со стороны вожаков, но к моему удивлению бандиты приняли мое неожиданное возвышение сравнительно спокойно. Озадачило и встревожило это не только меня, но и Сержанта. По моему мнению, мы стояли на пороге заговора. Подтверждение мы получили во время застолья в узком кругу, где тосты и здравицы звучали сухо и натянуто, а взгляды некоторых вожаков выражали такую неприязнь, что сразу стало ясно: наслаждаться победой придется не скоро. Когда все ушли, мы некоторое время сидели молча, изредка переглядываясь. Мне интересно было знать, как он представляет себе наше дальнейшее сотрудничество, но мне хотелось, чтобы Сержант сам начал этот разговор. Но разговор пошел совершенно не о том, о чем мне хотелось поговорить.

— Ты знаешь, почему меня кличут Сержантом?

— В армии служил.

— Четыре года. Я, Сэмуэль Лански, прошел в огне и дыму почти всю Гражданскую войну! Звание сержанта я заслужил кровью, на передовой. В восемьдесят пятом меня тяжело ранили. Четыре месяца провалялся в госпитале. Когда вышел, понял, дело южан, на стороне которых воевал, проиграно. Некоторое время не знал куда податься, а потом взял и махнул в Нью-Йорк. Год искал работу. После чего плюнул на все и пошел в бандиты. Так оказался у Мясника.

Черты его лица еще больше заострились и посуровели. Кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев.

"Слишком коротко для исповеди. Что-то за всем этим стоит. Совершил ошибку, а теперь раскаиваешься? Вон как тебя корежит. Может тебе не по нраву бандитская жизнь…. и ты думаешь, что найдешь во мне единомышленника? Странное начало разговора".

— К чему это, Сэм?

Он смотрел на меня, но не слышал меня, погрузившись в свои мысли. Очнувшись, спросил: — У тебя так бывало, Джон, хочешь забыть, а не можешь? Выбрасываешь из головы, а оно опять в голову лезет.

— И было, и есть.

— Значит, и ты…. Ладно. Я вот о чем хотел тебя спросить, Джон. Ты слишком много знаешь и умеешь для простого головореза, которым хочешь казаться. В тебе мало подлости и много душевной силы. У меня командир такой был, капитан. Хороший человек, сильный. Повел людей в атаку… и все. Пуля в грудь. И в тебе есть военная косточка, но вот какого ты рода войск, хоть убей, не пойму! Хладнокровен и безжалостен. К тому же ты умный, осторожный и хитрый как лис. И еще одна странность: ты очень брезглив для бандита. Ты случаем не граф, а то еще хуже, особа королевской крови? Так кто ты, Джон?!

— Тебе это надо, Сэм?

Сержанту такой ответ не понравился, я видел это по его лицу. Будучи человеком подозрительным, он тут же впился цепким взглядом в мое лицо: — Это не ответ, Джон. Мне надо все знать о человеке, которому я могу доверять.

Я ожидал подобный вопрос: — Бежал из России… скажем так… из-за убийства одной высокопоставленной особы. Мое русское имя тебе ничего не скажет. А на Западе я жил под именем Джека Льюиса. Думаю, этого тебе должно хватить, чтобы понять, с кем ты имеешь дело.

На его лице стало медленно проступать недоумение: — Как понять твои слова?

— Возьми подшивку "Нью-Йорк таймс" за последние два года. Там несколько раз писали о банде братьев Уэйнов.

Я сам читал эти статьи, а в последней, полугодовой давности, узнал об окончательном разгроме банды братьев. При очередном ограблении поезда бандиты наткнулась на жесткий отпор. Трое были убиты в перестрелке, а младшего Уэйна и еще одного налетчика, тяжело раненых, захватили в плен. Через две недели их повесили. Старший брат Майкл Уэйн бесследно исчез.

— Подожди… Ты тот самый Льюис… из банды Уэйнов? Три тысячи долларов за голову?!

— Тот самый.

Некоторое время он внимательно смотрел на меня, а потом неожиданно спросил: — Почему я должен тебе верить?

— Есть один способ… — тут я сделал нарочитую паузу.

Не выдержав, Сержант выпалил: — Ну! Не тяни!

— Поеду на Запад и сдамся властям. Меня опознают, повесят, а ты об этом прочитаешь в газетах. Как тебе?

— Не смешно, — отрезал Сержант.

— Хорошо. Есть еще один способ, — с этими словами я скинул сюртук, затем, расстегнув рубашку, оголил предплечье. — Что видишь?

— Орел, — тут же поправился. — Голову орла.