Луис Ламур - К далеким голубым горам

— Так куда ж оно все девалось? — спросил скептически Берк. — Я не видал никакой такой великой медицины.

— Пришел Чингис-хан… слышали о нем? А примерно через сотню лет — Тимур Хромой. Это тот, которого на Западе называют Тамерланом.

Вы полагаете, что видели войну… Тимур складывал пирамиды из черепов, улицы были словно красные реки от крови… несколько раз по сотне тысяч людей были преданы мечу. Истинно никто не знает, сколько именно, но он убивал всех… поначалу.

Позже, когда он стал мудрее, он старался сберечь людей искусства и науки, но слишком многие уже погибли. Больницы были разрушены, книги сожжены, учителя убиты.

Эти два завоевателя отбросили цивилизацию назад на пять сотен лет, друзья мои, и лишь немногим удалось сохранить жизнь. Среди них было несколько моих предков, которые бежали в скрытые твердыни Памира, а другие — в далекую пустыню, Такла-Макан.

Они лечили больных, они обучали своих сыновей и внуков, а со временем вернулись в Нишапур, Марв [23]и Мешхед.

Я в свое время учился в Нишапуре и Марве, потом в Исфахане и Константинополе, но затем мною овладело неодолимое желание совершить путешествие на запад, и я отплыл из Константинополя в Триполи. Наш корабль захватили пираты… я оказался в рабстве, был захвачен другими пиратами, потом освобожден, а когда мы с тобой встретились, я был моряком и мечтал лишь об одном — вернуться домой.

— А теперь ты здесь, — сказала Абигейл.

— А теперь я здесь, — просто согласился он, — здесь я и умру, эта страна меня перемелет. Мое искусство ржавеет. Сначала я думал вообще ничего не говорить, но когда принесли Уа-га-су, собрался сказать, только не решался.

— У нас мало лекарств, — вздохнул я.

— Существуют травы и минералы. Я могу сам делать лекарства. Недавно я видел в болотах и на склонах холмов травы, похожие на те, которые мне известны.

— Так собирай их! — воскликнул я. — Собирай свои травы, ищи свои минералы. Какая помощь тебе ни потребуется, мы любую предоставим. Судя по нынешнему дню, нам еще много раз понадобится человек, понимающий в медицине.

Я поднялся.

— На дворе яркий день, а нам еще очень много надо сделать. Будь осторожен, Саким. Вокруг индейцы. А я тебе дам и еще одну нелегкую работу… — я показал на Лилу. — Обучи ее всему, чему сможешь. Она много знает о травах. Она будет тебе помогать.

Когда мы вышли во двор, Пим спросил:

— Тебе не кажется, что он врет?

— Нет… Я ему верю. Людям приходилось прожить еще более странные жизни. Нам повезло, Пим. У нас есть лекарь, настоящий врач! Не сомневаюсь, кое-кому из нас он сохранит жизнь. Даже если одного-единственного он спасет, и то будет хорошо. Мы с Сакимом плавали вместе раньше, и он проявил себя хорошо. Надежный человек. И верный.

Теперь каждый день был наполнен трудом, и Уа-га-су быстро понял, как мало мы знаем и как много нам нужно узнать. Он водил нас в такие места, где можно найти орехи, ягоды и съедобные коренья.

В нескольких местах по берегам ручьев мы нашли заросли ежевики, смородины и хурмы. Мы собирали ягоды до тех пор, пока не заполнили все возможные вместилища. То здесь, то там попадались орехи, хотя сезон для них еще не наступил и потому их было немного.

Уа-га-су начертил для нас на песке карту своей страны, обширной территории, воды с которой стекают в реку Катоба, а лежит тот край между двумя другими реками. Страна эта раскинулась в самом дальнем месте, прямо у подножия гор, а может, и в самих горах. Этого мы толком не поняли.

Он показал нам, как можно добавлять муку из земляных орехов в суп или мясную похлебку, чтоб были гуще, как использовать пекановые орехи, каштаны или грецкие орехи, как искать по берегам съедобных моллюсков.

Однажды Джон Тилли, который был старшим на «Абигейл», отправился на шлюпке собирать моллюсков и ловить рыбу в проливе и вдоль песчаных берегов.

Через некоторое время ко мне вдруг прибежал Уоткинс.

— Барнабас! — он говорил негромко, чтобы не встревожить остальных. — Тилли возвращается. Он здорово торопится.

Мы поспешили к реке и увидели, что Тилли сразу отправился на «Абигейл» и высадил на корабль двоих матросов. Мы подождали, и он вернулся к берегу с двумя остальными.

— Корабль в море, — коротко сказал он. — Я рассмотрел его в подзорную трубу. Это «Веселый Джек», пришел из Лондона.

Ник Бардл…

Мой старый враг снова вернулся. Однажды он меня похитил, несколько раз пытался убить — и убил Брайана Темпани, отца Абигейл.

Я отправился посмотреть своими глазами.

Корабль у него был небольшой, но с мощным пушечным вооружением и очень маневренный. Наверняка у него многочисленная команда, может, втрое больше, чем мы сумеем набрать.

— Тилли, — приказал я, — поставьте «Абигейл» на хорошее место и приготовьтесь к бою.

У нас в форте было шесть пушек, и мы повернули их все так, чтобы можно было навести на реку, оставив лишь фальконеты и наше ручное оружие для отражения атаки с суши.

Абигейл выглядела бледной и испуганной.

— Не беспокойся, — сказал я ей, — мы с ним управимся.

Она кивнула, но я видел, что она встревожена. Да я и сам беспокоился, ибо если осада затянется надолго, мы потеряем много рабочего времени, столь дорогого перед приходом холодов. В последние дни на некоторых деревьях стали сворачиваться листья, в низинах выпадал иней, а утренние туманы стали гуще.

Я смотрел вниз по течению, где мы скоро увидим паруса Бардла, и ощущал, как по телу пробегает легкая дрожь. Да, я тоже боялся, ибо теперь все было не так, как прежде, когда от допущенной ошибки мог пострадать только я сам. Теперь рядом были и другие, те, кто доверил мне свои жизни.

— Я думаю не только о себе, — сказала вдруг она, — и не только о тебе. Я думаю о твоем сыне.

— Моем сыне?!.

Я тупо уставился на нее.

— Что ты сказала? Мой сын?..

Боюсь, последние два слова я выкрикнул достаточно громко, и все повернулись к нам — те, что стояли на стенах, ведя наблюдение, и те, что хлопотали у пушек.

И когда наконец я все понял, нахлынула радость.

Мой сын!

— Капитан! — закричал Джублейн. — «Джек» идет!

Мачты показались на фоне неба над зеленью леса, редеющего уже леса, где начали опадать листья. Мачты, потом нос, потом главный парус на фок-мачте..

— Том! — окликнул я Уоткинса. — Только твое орудие… Огонь!

Уоткинс поднес фитиль к затравочному отверстию. Наступил кратчайший миг тишины, а потом пушка изрыгнула пламя и дым, подскочила, словно хотела сорваться с лафета, и мы увидели, как ядро ударило в основание бушприта, расшвыряв во все стороны обломки. Потом раздался страшный треск, блинда-рей упал в воду, а бушприт косо задрался кверху, удерживаемый лишь снастями.