Карл Май - Капитан Кайман

Ночью, на ровной местности, мощный фонарь американского паровоза дает знать о его приближении, когда он находится еще очень далеко от наблюдателя; необходимо было проехать довольно большое расстояние, чтобы остановить поезд там, где свет паровозного прожектора не был бы виден из засады, поэтому Дик пустил свою кобылу галопом; остальные последовали его примеру.

Наконец он остановился и спрыгнул с лошади; спутники сделали то же самое.

— Так! — сказал Дик. — Я думаю, теперь запас Достаточно большой. Спутайте лошадей и поищите сухой травы, чтобы мы могли подать знак.

Приказание выполнили, и скоро была собрана куча сухих стеблей, которую при необходимости можно быстро поджечь с помощью пороха.

Расстелив одеяла, путники легли на землю и стали вслушиваться в ночь, в то же время не спуская глаз с того направления, откуда должен был появиться поезд. Оба немца хорошо понимали, что должно произойти, но чувствовали себя, однако, столь неискушенными в жизни на Диком Западе, что даже не помышляли о том, чтобы прервать молчание и как-то повлиять на ход событий.

Им не оставалось ничего другого, как только полностью положиться на охотников. А вокруг стояла тишина, лишь слышно было, как лошади щиплют траву да где-то кричит ночная птица. Минуты текли долго, и ожидание становилось томительным.

Вдруг далеко в кромешной тьме появилось слабое светлое пятнышко. Сначала едва различимое, оно быстро становилось все ярче и ярче.

— Пит Холберс, что ты скажешь вон о тех огнях святого Иоганна?

— Да, как раз то, что ты подумал, Дик Хаммердал!

— Полагаю, что это самая умная мысль, возникшая в твоей голове с тех пор, как ты родился, старый енот! Локомотив это или нет, все равно, однако ясно, что пора переходить к делу.

Мертенс, когда поезд приблизится, кричите что есть мочи; и вы тоже, Петер Вольф, — тьфу ты пропасть, бывают же такие имена, язык заплетается! Орите сколько хватит сил. Об остальном позаботимся мы.

Он взял собранную траву, свил из нее толстый жгут и посыпал его порохом. Потом вытащил из-за пояса револьвер.

Теперь приближение поезда ощущалось по все более отчетливому шуму колес, и шум этот постепенно перерастал в грохот, подобный отдаленному небесному грому.

— Набери побольше воздуха, Пит Холберс, раскрой пошире рот, и зареви так, как только ты это можешь, старый енот! Поезд пришел! — закричал Хаммердал я озабоченно посмотрел на лошадей, которые, не привыкшие к подобному повороту событий, испуганно фыркали и прядали ушами, пытаясь разорвать ремня, которыми они были привязаны.

— Петер Вольф… черт бы побрал такие мерзкие имена! — посмотрите, чтобы лошади не сбежали. При этом можете продолжать кричать.

Момент настал. Выбрасывая перед собой сноп ослепительного света, поезд гремел уже совсем близко. Хаммердал поднес револьвер к жгуту и нажал на курок. Порох тотчас же вспыхнул; сухая трава начала тлеть. Дик схватил жгут и начал размахивать им в воздухе, пока тот не превратился в ярко пылающий факел. Тогда он, держа факел в руке, ярко освещенный пламенем, пошел навстречу паровозу.

Машинист, видимо, сразу заметил через переднее защитное стекло, что впереди что-то неладно, так как факел успел сделать всего несколько колебаний в воздухе, когда паровоз издал резкий свисток, за ним другой; в ход были пущены тормоза, колеса заскрежетали и заскрипели, и перед четверыми мужчинами проплыл длинный ряд грохочущих и лязгающих буферами вагонов. Все бросились вслед за поездом, который уже заметно сбавил ход.

Наконец он остановился. Не обращая внимания на проводников, которые, перегнувшись через ограждения, смотрели на него сверху, Дик Хаммердал бежал вдоль вагонов к локомотиву; добравшись до него, он набросил предусмотрительно прихваченное с собой одеяло на паровозный прожектор и закричал:

— Выключите весь свет!

Тотчас исчезли все фонари. Служащие Тихоокеанской железной дороги — люди опытные и, кроме того, мужественные и не лишенные здравого смысла. Они подумали, что этот призыв, наверное, имеет под собой основание, и мгновенно ему последовали.

— Дьявольщина! — раздался голос из кабины локомотива. — Какого черта вы закрыли фонарь? Кто вы такой и что все это значит?

— Какая разница, кто я, — сказал зверобой, — но там, дальше, обосновались индейцы, и сдается мне, что они разобрали путь.

— Проклятье! Снова эти краснокожие собаки! Как нам вас благодарить, приятель?

В темноте кто-то спрыгнул на землю, пожал Дику руку и отдал приказ открывать вагоны.

Буквально через минуту охотники были окружены толпой и поразились весьма значительному числу людей, выпрыгивающих из купе, чтобы узнать причину неожиданной остановки.

Вкратце Хаммердал обрисовал ситуацию и произвел большое впечатление на собравшихся пассажиров и персонал поезда.

— За последние полгода это уже третий случай, — сказал машинист, — они нападают на поезда и грабят их именно на этом участке, и всякий раз это оказывается делом рук проклятых огаллала, — это один из родов племени сиу, дикость и враждебность которых можно смягчить только пулей. Но на этот раз они ошиблись и получат все, что заработали. Сразу всю сумму! Они думают, что этот поезд полон товара, как и предыдущие, а охраны всего пять или шесть человек. Но к счастью, мы на этот раз загрузили пару сотен рабочих, которые едут строить мосты и тоннели в горах, а это храбрые люди и почти у всех при себе оружие, так что дело будет не таким уж трудным и, я думаю, доставит нам удовольствие.

Он поднялся на паровоз и спустил лишний пар, который с резким шипением вырвался из клапанов и наполнил окружающее пространство белым туманом. Затем он спустился обратно, чтобы оценить имеющиеся в его распоряжении силы, и сказал:

— Для начала скажите мне, приятель, как ваше имя? Должен же я знать, кого мы должны благодарить за столь важное предупреждение.

— Пока я жив, мое имя Хаммердал, сэр, Дик Хаммердал.

— Отлично, а как зовут его?

— Это все равно, сэр, как его зовут, но, поскольку у него по чистой случайности все-таки есть имя, думаю, что я никого не обижу, если оно вам станет известно. Он себя именует Пит Холберс, и это парень, на которого можно положиться.

— А остальные, вот он и тот, у лошадей?

— Эти двое — немцы из Германии; их имена — Генрих Мертенс и — вот чертово имя! — Петер Вольф. Не говорите эти два слова сразу, сэр, вы сломаете себе челюсть.

— Well, — захохотал машинист, — не у каждого такой чувствительный язык, как у вас, мистер Хаммердал!

— Хаммердал? Дик Хаммердал? — послышался вдруг глубокий, сильный голос, и сквозь толпу пробился какой-то мужчина.

— Welcome, дружище! Думал встретить вас в убежище, и вот на тебе. Никак не ожидал! Что вас привело сюда?