Лэрри Макмуртри - Пустыня смерти

— А как далеко отсюда это селение, капитан? — спросил Длинноногий.

Занимался серый рассвет, но ветер не стихал.

— Далековато — миль тридцать, — ответил капитан Салазар.

— Нужно дойти до него завтра же, больше нет дров для костров, — заметил Длинноногий.

— Калл помрет, если будет спать на открытом воздухе, без огня, — предупредила Матильда.

— Тогда пойдем побыстрее, ребята, — предложил Длинноногий.

— Я помогу тебе поддерживать Вудроу, Матти, — вызвался Гас. — Мне кажется он совсем плох.

— Не хуже же, чем мой Чад, — возразила Матильда.

Они подняли Калла на ноги и поддерживали его с двух сторон.

День-деньской Калл с трудом ковылял по пустынной местности. Пронизьшающий ветер задувал отовсюду — спереди, с боков и со спины, обжигая холодом струпья. Ноги замерзли так, что он их даже не чувствовал. С одной стороны его поддерживал Гас, с другой — Матильда, иногда им помогал Верзила Билл Колеман.

— Откуда взялся этот проклятый холод? — бормотал Джимми Твид. — Никогда еще не пробирал меня такой мороз. Даже на снегу было теплее.

— Оставьте меня. Я только задерживаю вас, — просил Калл. Его раздражало, что ему помогают идти.

— Может, в том селении найдутся козы, — промолвил Гас.

Он сильно проголодался. Живот свело, из-за чего еще труднее было переносить северный ветер. Он и раньше испытывал пристрастие к козлятине, а теперь вообразил, что селение, куда они направляются, является богатым центром разведения этих животных, со стадами по сотне и более жирных вкусных коз и козлов, объедающих растущие в пустыне кустарники. Он представлял себе большой пир, где будут жарить на вертелах здоровенные кусища козьего мяса, источающего сок в пламя костров. Но чем дальше брели они по голой пустыне, тем труднее становилось верить в эту воображаемую картинку, ибо нигде не росли никакие зеленые кустарники. В пустыне не было ничего, кроме голой каменистой земли да редких кактусов и низеньких колючек. Даже если бы в этих местах и водились козы, все равно не было дров, чтобы развести огонь для приготовления пищи.

Капитан Салазар ехал в седле молча, ощущая боль в раненой шее. К нему то и дело подходили солдаты и прикладывали ладони к бокам лошади, чтобы хоть немного погреться.

Матильда, когда не помогала Каллу, шагала одна. Она не переставая плакала, и слезы замерзали у нее на щеках и на рубашке. Ей хотелось вернуться назад и находиться с Чадрашем — она бы села у его могилы и сидела бы так, не двигаясь, пока не окоченела от мороза или пока не пришли бы индейцы или медведи. Она хотела быть там, где он погиб, и тем не менее не могла бросить на произвол судьбы этого мальчика, Вудроу Калла, чьи раны пока так и не зажили. Он все еще находился под угрозой подцепить инфекцию или замерзнуть, если ее не окажется рядом с ним и некому будет его согревать.

От холода у Джонни Картиджа стало совсем плохо с больной ногой. Он крепился изо всех сил и все же к началу дня все больше и больше отставал от группы. Большинство мексиканских солдат тоже замерзали. Они не обращали никакого внимания на хромающего техасца, который сперва плелся вместе с ними, а потом безнадежно отставал.

— Я догоню вас, догоню, — все время повторял Джонни, но мексиканцы даже не слушали его.

К середине дня стали отставать другие техасцы, а вместе с ними и многие мексиканские пехотинцы Колонна растянулась на целую милю, потом — на добрых две. Впереди шел Длинноногий, надеясь первым увидеть селение, куда они стремились, но ничего не замечал, лишь голая пустынная равнина расстилалась перед ними. Позади низко нависали темные тучи — видимо, скоро повалит снег. Длинноногий был уверен, что сам он сможет терпеть ночную непогоду даже без огня, но знал, что многие не выдержат — они замерзнут, если не найдут укрытие.

— Хотел бы я знать, куда мы направляемся, может, мы уже пропустили то селение, — сказал Длинноногий Гасу. — Если пропустили, придется ночевать на морозе.

Салазар нашел в себе силы улыбнуться, хотя лицо у него и перекосилось от боли.

— Я не говорил, что все мои приказы разумны лишь потому, что они исходят от меня, — напомнил он. — Я нахожусь на военной службе уже двадцать лет, и большинство моих приказов были дурацкими. Из-за этих дурацких приказов меня могли бы уже раз двадцать убить. Ну а теперь я получил такой глупый приказ, что смеялся бы и плакал, если бы мне не было так холодно и больно.

Длинноногий молча смотрел на Салазара.

— Разумеется, вы правы, — продолжал Салазар. — Прошагали вы немалый путь, чтобы поставить себя в дурацкое положение, и вреда моим людям не причинили. Кстати, если бы причинили, вас бы давно расстреляли — а холодный ветер развеял ваш прах. Но мои приказы — это мои приказы. Я должен доставить вас в Эль-Пасо или умереть, выполняя приказ.

— Это может произойти и довольно скоро, капитан, — заметил Длинноногий. — Не нравится мне вон та туча.

Вскоре мокрый снег запорошил спины люден. Стемнело, и стало трудно ориентироваться на местности — снег покрыл землю, и замерзшим ногам каждый шаг давался с трудом.

— Боюсь, мы потеряли Джонни, — всполошился Длинноногий. — Он плелся позади, но теперь я не вижу его. Должно быть, он отстал на целую милю или уже замерз окончательно.

— Я сбегаю назад и разыщу его, — предложил Верзила Билл.

— А я не разрешаю, — возразил Длинноногий. — Тебе нужно держаться вместе со всеми, чтобы спастись самому.

— Но ведь Джонни мой напарник, — настаивал Верзила Билл. — Считаю, мне нужно возвратиться. Если нам суждено умереть ночью, я предпочел бы умирать вместе с Джонни.

Гас и Матильда вместе помогали Каллу идти. Мокрого снега насыпало столько, что стало скользко, и он не мог шагать самостоятельно. В конце концов они понесли его, а он обнял их за плечи и повис, согреваясь об их тела.

Темнело все больше, снег продолжал сыпать и при порывах ветра больно хлестал по спинам и лицам бредущих людей, думающих лишь о неминуемой смерти. Все они, даже Длинноногий Уэллейс, переживший не одну бурю, чувствовали, что предстоящую ночь вряд ли выдержат. Верзила Билл, как верный товарищ, отправился назад, навстречу буре, разыскивать Джонни Картиджа. Капитан Салазар прижался теснее к лошадиной шее. Рана его продолжала кровоточить, он побледнел и внезапно потерял сознание. Мексиканские солдаты сбились в кучу и так двигались все вместе, кроме тех, кто отстал. На всех была всего одна лампа — свет пробивался в кромешной темноте не далее чем на несколько футов. Темнота сгущалась, мороз крепчал, люди переставали бороться за жизнь. И техасцы, и мексиканцы подошли к моменту, когда уже смиряются с неизбежностью смерти, — им стало невмочь поднимать ноги и дюйм за дюймом продвигаться вперед по скользкому снежному покрову. Преследовала одна мысль — присесть и передохнуть хоть минутку, пока не восстановятся жизненные силы; но останавливаться было опасно — потом они вообще могли не подняться. Мокрый снег облепил одежду. Сначала они присаживались, отвернувшись спиной от ветра и снега. Затем воля к жизни иссякла, они ложились на снег и снег засыпал их.