Макс Брэнд - Вне закона

И в тот момент, когда все его мысли были заняты рассуждениями о церкви и духовниках, на дороге показался францисканский монах. Он ехал верхом на муле, который явно не был приспособлен для езды. Не ахти какой наездник, монах почти при каждом шаге животного вскидывал руки и недовольно бурчал. Старая поношенная шляпа, свалившаяся ему за спину, держалась на тесемках. Монашеская тонзура, покрытая темно-коричневым загаром, словно лицо мексиканского пеона, свидетельствовала, что во время езды на муле шляпа постоянно спадала с его головы.

Линмаус презрительно усмехнулся. «Ну нет, деньги церкви ни за что не отдам! — сказал он себе. — Лицемеры! Они боятся жизни, не любят тяжелой работы, уходят от мирской суеты, чтобы преспокойненько наедать себе жиры. Да будь они все прокляты! Лучше подарю деньги больнице».

Идея пожертвовать больным ему понравилась. Он развернулся и медленно побрел к кузнице, в которую только что свернул францисканец. Войдя в мастерскую, Ларри увидел, как мул, которому кузнец уже поднял переднюю ногу, взбрыкнул ею, подпрыгнул и чуть было не приземлился на перепуганного до смерти мастерового.

— Это не мул! Это какой-то тигр! — испуганно воскликнул кузнец. — На него надо надеть намордник. Этой зверюге не подковы нужны, а крепкая цепь!

— Сейчас моя Алисия станет кроткой, как ягненок, — подойдя к голове мула, пообещал монах. — Она очень темпераментная, а кроме того, не любит кузнецов. В ее слабом умишке вы ассоциируетесь с жарким пламенем, зелеными клубами едкого дыма и…

— Кажемся ей чертями из преисподней! — кратко закончил за него кузнец. — Ну что ж, придется создать ей домашнюю обстановку! Никогда еще в жизни не встречал дружелюбного и покладистого мула. По сравнению с ними, волк выглядит комнатной собачкой. Но тем не менее они совсем не прихотливы ни к еде, ни к условиям содержания.

— Но у моей Алисии особый вкус, — заметил монах. — Она уже съела две Библии, один Часослов, католический требник, две серые сутаны, несколько шляп, пару ботинок и, я боюсь, на этом не успокоилась. Хоть она и большая греховодница, но у нее есть и свои добродетели.

— Неужели? — протянул кузнец. — И какие же?

— Ну, высоко в горах, шагая в облаках, где и дикие козы не решаются появиться, Алисия способна не сбиться с дороги. Кроме того, в воде чувствует себя как рыба и переплывет любой бурный поток. Выдержит буран, не испугается и града размером с вишню. Ее не страшат выстрелы и свист пуль. А что до съеденных ею священных книг, то это ей можно простить. Не меньше десяти раз Алисия доходила до такого истощения, что от нее оставалась почти одна голова и она становилась похожей на пустую тыкву, которую ко Дню всех святых надевают на шест.

Теперь, когда монах оказался у морды Алисии, кузнец вновь поднял ногу животного. На этот раз она опустила свои длинные уши, недовольно раздула ноздри, но поддалась. Как оказалось, две подковы почти полностью стерлись, а остальные были в таком плачевном состоянии, что тоже требовали замены.

— И куда же вы едете, раз уж вам пришлось преодолеть высокие горы и переплыть бурные потоки? — поинтересовался кузнец.

— Невысокого роста монах запросто уселся на козлы и почесал мула за ухом.

— Еду туда, где я больше всего нужен. А кто скажет мне, где это место? Иногда моя помощь требуется здесь, иногда там, а если объезжать высокие горы, то могу и опоздать!

— Судя по тому, как сильно изношены подковы, путь по горам был долог.

— О да! Игл-Рест, откуда мы едем, далеко, Алисии пришлось потрудиться!

Произнеся название поселка, монах улыбнулся словно ребенок.

— Игл-Рест? — изумился кузнец. — Но там же оспа!

— Теперь не стало, — объявил францисканец. — Но четверо все же умерли. Как жаль, что не всем людям сделали прививки. Правда?

— Вы! — испуганно воскликнул кузнец. — Уезжайте немедленно! Мне тоже не делали прививку против оспы. Чем раньше вы отсюда уедете, тем лучше.

Монах покачал головой:

— Не бойтесь. Вам ничто не грозит. Ухаживая за больными, я был в другой одежде. Эту сутану я предварительно снял. Перед отъездом из Игл-Реста я обработал себя и эту сутану серным дымом. Так что я чист!

Виновато улыбаясь, он продолжал водить головой из стороны в сторону, но его слова не успокоили кузнеца — он стоял нахмуренный и недоверчиво поглядывал на монаха.

— Поверьте мне, — продолжил францисканец, — я и Алисию в течение трех дней трижды обрабатывал дезинфицирующим раствором. Уверяю вас, бояться нас нечего.

— Да, но там была не только оспа, — вспомнил кузнец. — Разве вы не знали, что перед оспой в Игл-Ресте разразилась чума?

Маленький монах удивленно посмотрел на него:

— Конечно же знал, сеньор. Поэтому туда и отправился. Ведь там во мне нуждались больше всего.

Кузнец сдвинул шляпу на затылок, почесал голову, откусил кусок плитки жевательного табака и, медленно жуя, удивленно уставился на священнослужителя.

Линмаус, ничем не выдавая своего присутствия, внимательно слушал их разговор.

— Так вы поехали в Игл-Рест, потому что там разразилась эпидемия? — не веря словам монаха, переспросил кузнец.

— Медсестер там явно не хватало, — объяснил седовласый францисканец. — Мне пришлось поторопиться, и когда я туда приехал, то обнаружил, что двадцать больных лежат практически без помощи. А они к тому времени были тяжело больны. Даже очень…

— А у вас самого-то сделана прививка? — сдавленным голосом полюбопытствовал кузнец.

Монах тяжело вздохнул:

— Как я могу уговаривать других сделать прививки, если сам не прошел вакцинации? Но обещаю, в первом же городке, где смогу задержаться хотя бы на сутки, прививки обязательно сделаю.

Кузнец поднял палец и осуждающе посмотрел на монаха.

— Зачем же так глупо рисковать собственной жизнью? — строго спросил он.

— О, братец, — ответил тот, — какой же здесь риск? Что должно быть, то обязательно случится.

Кузнец перестал жевать. Прищурив глаза, он принялся изучать монаха. На его щеке, под которой находилась табачная жвачка, образовалось небольшое белое пятнышко.

— Ладно, вы меня убедили, — наконец буркнул кузнец и принялся снимать с ног мула старые подковы.

Пока он этим занимался — делал замеры для новых подков, стучал молотом по наковальне, — мул стоял неподвижно и монаху даже не приходилось его успокаивать.

Тогда, обращая на себя внимание, Линмаус молча поднял руку. Монах, увидев его, тут же слез с козел и подошел к нему.

Вблизи он показался Ларри еще более низкорослым, чем до этого. Голова его была круглой словно шар, кожа цвета каштана, а походка, словно у утки, вразвалку. Сутана францисканца из грубой серой ткани была ему явно не по размеру, и, чтобы сделать небольшой шажок, ему приходилось каждый раз приподнимать ее подол. Спокойное выражение на лице монаха поразило Ларри своей серьезностью, но, когда он улыбнулся, от нее не осталось и следа. Теперь его лицо излучало доброту.