Макс Брэнд - Ночной всадник

Кое-кто последовал за ним даже туда, и вот что они сообщили оставшимся. Барри помчался прямо к левому корралю и дернул ворота. Но они оказались заперты на замок с цепью. Сознавая, что туда не войти, он побежал к конюшне и вскоре вернулся, неся седло и упряжь. Перебросив их через высокую изгородь, Дэн подобрал кусок веревки, сорвал верхний брус и прыгнул в загон.

Тем временем черный жеребец раз или два заржал, а огромный черный пес, рыча и скуля, вертелся у ног хозяина. Затем Барри с изумительной скоростью оседлал коня, вскочил в седло и направил жеребца к противоположному концу корраля. До сих пор никто в группе наблюдателей не догадывался о намерениях всадника. Ведь изгородь, даже после удаления верхней перекладины, имела почти шесть футов в высоту. Но когда Барри отвел жеребца к дальнему концу и повернул к сломанной секции изгороди, стало ясно, что Дэн собирается прыгнуть именно здесь. Как позднее объяснил О'Брайен, даже тогда и много времени спустя идея Барри казалась настолько абсурдной, что бармен не мог поверить собственным глазам. На всем происходившем лежал оттенок нереальности, О'Брайен смотрел на Дэна, словно на призрака. Он видел, как черный жеребец помчался галопом, видел, что огромный пес первым преодолел изгородь, видел коня и всадника, взлетевших в воздух на фоне звездного неба, слышал, как копыта лязгнули о верхний брус, слышал удар копыт по другую сторону изгороди. И вот уже всадник молниеносно завернул за угол конюшни, и через мгновение копыта его лошади загрохотали далеко от салуна и всех зевак, наблюдавших столь феерическое зрелище.

Царило гробовое молчание, когда зрители возвращались к своим стаканам. Едва вошли последние, как в комнату ворвался Мак и направился прямо к О'Брайену.

— Где-то здесь, — прорычал Стрэнн, — есть человек по имени Дэн Барри. Где он?

— Мак, — пролепетал бармен, — он сидел вот за тем столом еще две минуты назад, но где он сейчас, тебе никто не сможет сказать.

Позади разгневанного Мака выросла тощая фигура Весельчака.

— Если он был здесь две минуты назад, — шепнул Лэнгли, — то он не дальше чем в двух минутах отсюда.

— Куда? — рявкнул Мак.

— На север, — ответил хор голосов.

О'Брайен подошел к Стрэнну:

— Мак, мы понимаем, что у тебя на уме. Мы сознаем, что ты потерял, и все скорбим по Джерри… и по тебе. Но, Мак, позволь мне дать тебе лучший совет, который ты когда-либо слышал в своей жизни: не ходи по следу Барри!

— Джерри говорил то же самое, когда умирал, — прошептал стервятник на ухо Стрэнну. — Мой тебе совет, Мак, не надо гнаться за Барри, это слишком опасно!

— Весельчак! — заорал Стрэнн. — Ты когда-нибудь оседлаешь мою лошадь? У меня назначена встреча, я уже опаздываю на целых две минуты.

Доктор Рэндалл Бирн сел в своей комнате за незаконченное письмо и начал писать:

«Обед прервал меня, мой дорогой Лауберн. Я обедал, сидя напротив мисс Камберленд, — мы вдвоем располагались за большим столом, — в полном молчании, а повар-китаец сновал на кухню и обратно. Я рассказывал тебе об этой комнате? Нет, полагаю, что я практически не обратил внимания на окружавшую меня здесь обстановку по вполне очевидным причинам. Но сегодня вечером мне захотелось, чтобы ты представлял себе место действия. На стене висит лассо, с его помощью мистер Камберленд в молодости побеждал на состязаниях ковбоев. Он крайне высоко ценит свое искусство. В другом месте выставлены на всеобщее обозрение шестизарядные револьверы печально известного сорвиголовы, взятые с его трупа. Еще там есть сомбреро вожака мексиканских партизан. Рядом изображение призового быка. Портрет маслом мистера Камберленда в зрелом возрасте граничит с огромным календарем, на нем в ярких тонах изображена головка девушки — создание с невероятным количеством волос цвета соломы. Сам стол имеет такие размеры, что, как говорят, все гости, прибывающие на загон скота, — заметный праздник в этих варварских местах, — могут довольно легко вокруг него разместиться. Вот и представь: по одну сторону этого стола — я, а по другую — девушка, и между нами — целая комната.

Прежде чем приступить к трапезе, я, естественно, отложил очки, так как заметил, что хотя очки часто благоприятствуют зрению, но не всегда достойны одобрения со стороны женщин, а нам, несомненно, следует прилагать усилия, чтобы стать приятными для тех, кто нас окружает.

Отметь при этом, дорогой Лауберн, что я наблюдал определенные качества в глазах мисс Камберленд. Все другие люди и животные, ставшие здесь предметом моего изучения, имели значение только с точки зрения моего познания мира, тогда как глаза мисс Камберленд следует обозначить иначе — их следует видеть. Такую характеристику я отношу к следующим особенностям вышеуказанных глаз. Во-первых, по размеру они больше обычных. Во вторых, на них приятно смотреть. Они имеют цвет темно-синего вечернего неба, в который можно вглядываться на любом расстоянии.

Но, как уже упоминал, я заметил блеск в глазах девушки, хотя они опустились настолько быстро, что я не могу быть уверенным наверняка. Я ощутил, однако, необыкновенное тепло где-то ниже воротничка, поток крови быстро продвигался к моему лицу. Я спросил, улыбалась ли она и по какой причине, она незамедлительно меня заверила, что этого не делала, и, произнося данное заверение, она улыбалась.

Я тут же пришел в необычное возбуждение, увеличивавшееся по мере того, как мисс Камберленд смотрела на меня, пусть не долгое время, но любезно. Поиск причины, вызвавшей данную пертурбацию, оставлю для анализа твоей научной проницательности, но должен заметить, что обнаружил в себе удивительное желание запеть, впрочем, я, разумеется, немедленно подавил в себе столь недостойный порыв и перевел всю свою энергию в разговор.

— Сегодня необычайно очаровательная погода, — начал я и отметил, что мисс Камберленд приветствовала мое. утверждение еще одной улыбкой и тут же сообщила:

— По-моему, несколько ветрено.

Я вспомнил, что считается хорошим тоном соглашаться с леди, и немедленно добавил:

— Совершенно верно! Отвратительный ветреный день.

После чего я, к своему изумлению, услышал очередной взрыв смеха, даже более откровенный, чем предыдущие.

— Доктор Бирн, — воскликнула она, — вы совершенно уникальны.

— С настоящего момента, — серьезно заявил я, — немедленно приступаю к изменению.

Тут она подняла обе руки в протестующем жесте, так что я смог наблюдать ее глаза, сиявшие из-за изящных загорелых пальцев, — отметьте, Лауберн, что белая кожа совершенно безосновательно считается признаком женской красоты. Мисс Камберленд сказала, все еще смеясь: