Макс Брэнд - След в ущелье Тимбэл

Счастливчик Джек выслушал высказанную мудрость со вздохом, но в конце концов убрал руки с лица. Все немного помолчали, а потом большой Уилсон заговорил снова:

— Что-то жена запаздывает. Я ожидал ее гораздо раньше. Но когда женщина попадает к постели больного, она перестает считаться со временем. Оно для нее ничего не значит, когда она хлопочет вокруг того, кто в ней нуждается!

Сказав это, он рассмеялся. Его смех был похож на глухие раскаты грома. Уилсон размахивал правой рукой, иллюстрируя слова жестами, а дым из его трубки развевался по комнате.

Дэвон рассеянно наблюдал за ним, что так естественно для человека, погруженного в свои мысли, и видел, как дым повисает в воздухе то длинными, то короткими струйками… Но его рассеянность мгновенно исчезла, как только он внимательнее присмотрелся к этим взмахам руки с зажатой в ней трубкой. Они прерывались затяжками, но массивная рука явно подавала сигнал: «Теперь… к… задней… двери!»

Уолт не мог поверить своим глазам. Потер лоб, уставился на хозяина, но взмахи его руки уже прекратились. Тогда Дэвон бросил быстрый взгляд через плечо и увидел маленький темный квадрат окна, через которое опытный взгляд снаружи мог принять этот сигнал.

Уолтер повернулся снова к Грегори Уилсону. Глаза охотника больше не были тусклыми и добрыми. Острые, как у охотящейся кошки, они смотрели на лицо Дэвона с жестоким блеском, словно пытались заглянуть в его сомневающийся разум.

— Вы умный парень, Дэвон, — произнес Грегори Уилсон. — Будь я проклят, если вы не сообразили, но… Входите, ребята!

Дверь из другой комнаты распахнулась, Дэвон вскочил на ноги и увидел прямо перед собой пару двуствольных ружей, одно из которых было направлено на него, а другое — на Счастливчика Джека! За зияющими дулами мелькнули два знакомых неприятных лица — Боксера Льюиса и Питера Грирсона. Позади них были еще люди. В темноте он различил уродливого Джерри Нунэна и худощавое симпатичное лицо Чарли Уэя. Разглядеть остальных в темноте комнаты было невозможно.

В руке Дэвона немедленно оказался кольт, но тут он услышал, как хозяин сказал:

— Не убивайте Дэвона, ребята! Он может нам пригодиться. Дэвон, вы видите, что происходит? Теперь нечего поднимать шум! Счастливчик, я очень сожалею. Мне придется попросить вас обоих, джентльмены, встать к стене и поднять вверх руки!

Казалось, Джек остолбенел. Разинув рот, он смотрел то на зияющие отверстия дул ружей в дверях, то снова на «честного человека» Грегори Уилсона.

— Поднимайте руки! — повторил Уилсон более строгим тоном. — Не понимаю, чего вы медлите. Поднимайте, мальчики, или мы прекратим говорить и заставим за нас поработать ружья.

Оружия, глядящего из двери, было достаточно, чтобы убедить еще больших упрямцев, чем Дэвон и Счастливчик Джек. Они послушно отступили к стене и подняли руки. Тут же в гостиную проскользнули Грирсон и Льюис. А за ними — Чарли Уэй и Нунэн.

— Этого достаточно! — скомандовал большой Грегори Уилсон. — Заприте дверь, ребята, и свяжите этих двух моих друзей.

«Ребята» повиновались с видимым удовольствием. А Уилсон продолжал распоряжаться:

— Боксер, выйди наружу и установи охрану с верхней до нижней части долины, а еще одного посади в скалы за домом. Теперь, когда эти двое у нас в руках, нам ни к чему неприятности. Особенно от шерифа и этих двух старых козлов, Джима и Гарри. Они начнут вынюхивать, что случилось, как только не обнаружат Дэвона в доме миссис Пэрли! — Уилсон ухмыльнулся, когда Льюис торопливо покинул хижину, и добавил: — Конечно, миссис Пэрли может самолично поехать по следу, если что-то заподозрит. Будь я проклят, если вам не удается покорять сердца людей, Дэвон! И со мной тоже это чуть было не случилось!

Тем временем Дэвон и Счастливчик Джек были крепко связаны сыромятными ремнями. Веревки могли бы ослабнуть и быть сброшены, а вот сыромятные ремни крепко стягивали, все равно что металл. Запястья обоих скрутили за спиной, колени и лодыжки тоже крепко связали.

Грегори Уилсон лично осмотрел работу и выразил удовлетворение, что все сделано правильно. Потом пленников усадили рядом на стулья.

— Кляпы ты уж лучше сооруди сам, Грег, — попросил Нунэн. — А то я или заставлю задохнуться джентльменов, или кляпы будут такими слабыми, что они их вытолкнут языками.

— Я заткну им рты! — пообещал Уилсон. — На свете нет ничего важнее, мальчики, чем уметь правильно делать кляпы. Можно заставить замолчать самого лучшего оратора в мире!

Счастливчик Джек смотрел на все это с непритворным ужасом. Казалось, он оцепенел и не в состоянии сделать ни малейшего усилия для самозащиты. Наконец с трудом проговорил:

— Уилсон, я, конечно, вижу, что происходит, и пытаюсь хоть что-то понять, но не могу. Это все противоестественно. Вы же честный человек, Уилсон, независимо от того, что вы собираетесь сделать с Дэвоном и со мной!

— Конечно, — признал Грегори Уилсон басом. — Я честен перед самим собой.

— Так скажите, что это значит? — потребовал Джек все еще с выражением ужаса на лице.

— Не возражаю, — ухмыльнулся Уилсон. — Кляп — хорошая штука, которую вставляют в рот между челюстями, особенно когда его делает такой мастер, как я. Но пожалуй, сначала я выкурю трубку и кое о чем потолкую с вами, мальчики. А остальные пусть дадут нам возможность поговорить! — Последнюю фразу он бросил небрежно, через плечо, и четверо бандитов немедленно подтянулись. Обращаясь к ним, он продолжил: — Если мои друзья попробуют шевельнуться слишком резко, или станут громко разговаривать, или начнут выкидывать какие-нибудь штучки, я хочу, чтобы вы нашпиговали их свинцом. А если кто-нибудь из вас промахнется — заставлю его пожалеть, что он еще не горит в адском пламени!

Это было сказано почти без эмоций. В самом деле, Уилсон говорил спокойно, но у Дэвона возникло ощущение, будто этот «человек» — сам демон зла.

Грегори Уилсон раскурил трубку и начал медленно, с наслаждением, покуривать, одновременно посвящая пленников в свои философские воззрения:

— Ты кое в чем заблуждаешься, Счастливчик. Думаешь, если вернул мне те двести долларов, то имеешь право…

— Уилсон! — закричал Джек. — Вовсе не те Деньги заставляли меня чувствовать себя здесь в безопасности. A то, что вы называли меня другом!

— Э, и это верно тоже, — признал Уилсон. — Но я хочу показать тебе, сынок, что такие вещи, как любовь и дурацкая дружба, ничего не стоят. Конечно, мужчина может страшно желать женщину, как голодная собака хочет мяса, и родители заботиться о своих отпрысках, так уж заведено… Ты мне нравишься, Джек, потому что вернул те две сотни. Я не хотел причинять тебе вреда, но ты сам сунул голову в огонь. Как я мог тебе сказать, что ты настолько глуп, что заделался другом этого типа Дэвона как раз в Tot момент, когда мы решили обрушиться на него всем своим весом и сломать ему шею? Это твоя ошибка, Джек. Дурак никогда не побеждает в этом мире! Побеждать — удел сильных! — Повернувшись к Дэвону, он добавил: — Так он думал, что вы сможете показать ему путь к сестре? Джек разыграл вас, как сосунка, а вы ему поддались. И вот вы оба оказались здесь, как два лосося, которые попытались преодолеть речные пороги, а попали на сушу. — Он даже причмокнул, довольный таким сравнением и закончил: — Я хочу привязать пустую консервную банку к хвосту закона, и через день или два поставлю весь Уэст-Лондон вверх дном. Вот что я сделаю!