Роберт Говард - Стервятники Уэйптона

Не видя нужного ей человека, она увернулась от клешни Макнаба, спрыгнула с крыльца и скрылась в темноте.

Помощники шерифа уставились друг на друга, а заключенные, кое-что расслышав, посовещались и стали требовать освободить их.

— Заткнитесь! — рявкнул Макнаб. — Она, может быть, врет. Поссорилась с Коркораном и таким способом разделывается с этим дурнем. Не будем горячиться. Надо убедиться во всем, прежде чем действовать. Выпустить вас, пока есть шанс, что она врет, мы не можем, но оружие для самозащиты на всякий случай оставим.

Вот, возьмите винтовки и спрячьте их под нарами. Пит Дэйли, ты останешься здесь, отгоняй народ от тюрьмы, пока мы не вернемся.

Ричардсон, ты со Старком идешь со мной! Надо сейчас же разобраться с Миддлтоном!

От тюрьмы Глория направилась к дому Гопкинса. Но не успела отойти далеко, как прозрение потрясло ее. Она словно бы пробуждалась от кошмара или последствий наркотика. Ее мучила мысль, что Коркоран вел двойную игру по отношению к населению Уэйптона, но начала искать оправдания его поступкам, связанным с нею. Она поняла нелогичность своего поведения. Если отношение Коркорана к ней неискренне, он не стал бы уговаривать ее бежать с ним из лагеря. К тому же ее самолюбию польстила мысль, что Коркорану вовсе не требовалось ухлестывать за ней, чтобы переиграть горожан. Одно другого не касается: должна же у него быть личная жизнь. Она заподозрила его в издевательстве над своими чувствами, но теперь ей пришлось признать, что у нее нет доказательств того, что он хотя бы раз обратил внимание на какую-либо другую женщину в Уэйптоне.

Нет, каковы бы ни были его поступки и причины их вызывающие, его чувства к ней были искренними.

С ужасом она вспомнила свою глупую ярость и необдуманные слова, сказанные Макнабу.

Отчаянье охватило ее, и она поняла, что влюблена в Коркорана, кем бы он ни был. Леденящий душу страх охватил ее, когда она подумала, что Макнаб с друзьями может убить ее любимого. Беспричинная ярость в душе сменилась вполне обоснованным ужасом. Она свернула на другую тропинку и побежала вдоль ущелья к хижине Коркорана. Она почти не заметила, как проскочила через растревоженный центр городка. Огни и бородатые лица промелькнули, словно в призрачном кошмаре, где нет ничего реального, кроме сжимающего сердце страха.

Она не заметила, как оставила позади последнюю группу домов. Ее стали пугать звуки собственных неуверенных шагов и тени деревьев, под которыми, казалось, кто-то прятался.

Наконец впереди она увидела избушку Коркорана, из открытых дверей которой лился желтый свет. Она ворвалась в служебную комнату и столкнулась с Миддлтоном, расхаживающим с оружием в руках.

— Какого дьявола тебе здесь надо? — грубо спросил он.

— Где Коркоран? — потребовала Глория. Она боялась этого человека, про которого узнала, что он то самое чудовище, виновное в большинстве злодейских преступлений, наполнивших ужасом Уэйптонское ущелье. Но опасение за жизнь Коркорана вынудило ее забыть об опасности для себя.

— Откуда мне знать. Я искал его по барам и не смог найти. Жду его здесь с минуты на минуту. А зачем он тебе нужен?

— Не твое дело, — отрезала она.

— Может быть. — Он подошел к ней вплотную. Маска притворства слетела с его смуглого красивого лица. Что-то волчье стало заметно в нем.

— Дура ты, раз пришла сюда. Ты впуталась в дела, тебя не касающиеся. Слишком много ты знаешь. И говоришь слишком много. Не думай, что я дурнее тебя! Мне известно о тебе больше, чем ты подозреваешь.

Ледяной страх заморозил ее тело. Сердце словно бы превратилось в кусок льда. Миддлтон предстал перед ней совершенно другим человеком, абсолютно неизвестным ей. Маска слетела, и дьявольская сущность этого человека стала отражаться в черных, злобных глазах. Взгляд его жег, словно раскаленные угли.

— Я не знаю никаких секретов, — прошептала она пересохшими губами. — И не пыталась их выведать. Я и не догадывалась раньше, что ты главарь «стервятников».

Выражение его лица подсказало ей, какую ужасную ошибку она совершила.

— Так ты и это знаешь! — Голос его был мягким, на грани шепота, но во вспыхнувших глазах во всей своей сути пробудился убийца. — Вот это неожиданность. Я говорил о другом. Кончита сообщила мне, что это ты передала Коркорану о готовящемся линчевании Макбрайда. За это я не стал бы тебя убивать, хотя из-за тебя мои планы здорово пострадали. Но это уже слишком. Завтра мне было бы все равно, а сегодня…

— О, господи! — простонала она, глядя остановившимся взором на огромный пистолет, выскользнувший из кобуры и блеснувший тусклой сталью. Она не смела ни закричать, ни двинуться с места. Она только бессознательно съежилась и ждала, пока удар пули из рявкнувшего пистолета не бросил ее на пол.

Когда Миддлтон стоял над ней с дымящимся стволом, он услышал скрип в комнате позади себя. Он быстро передвинул стол так, чтобы спрятать тело девушки, и повернулся на звук открываемой двери. Из комнаты, моргая на свету, вышел Коркоран с пистолетом в руке. Заметно было, что он только сейчас проснулся от пьяного сна, но рука с оружием не дрожала, тигриная повадка никуда не делась, а глаза были не заспанными и не воспаленными.

Тем не менее Миддлтон прикрикнул на него:

— Коркоран, ты с ума сошел?

— Это ты стрелял?

— Да, пристрелил змею за порогом. Ты, должно быть, рехнулся — глушить виски сегодня, в решающий день!

— Со мной все в порядке, — пробормотал Коркоран, заталкивая пистолет обратно в кобуру.

— Ну, тогда ладно. Я поставил мулов в зарослях рядом со своим домом. Никто не увидит, как мы загрузим их и двинемся отсюда. Поднимемся вверх по расщелине возле моей хижины, как и собирались. Сегодня никто не присматривает за ней. Все «стервятники» в другом конце Ущелья. Ждут сигнала к выступлению. Надеюсь, никто из них не уйдет из лап линчевателей. Да и среди них не мешало бы побольше трупов после схватки. Пойдем! Нам надо навьючить мулов, а это займет время как раз до полуночи. В путь тронемся, когда услышим выстрелы у тюрьмы.

— Подожди!

Послышались торопливые шаги, приближающиеся к хижине. Оба заговорщика повернулись к двери и застыли в неподвижности, пока Макнаб не вломился в нее. Он ворвался в комнату в сопровождении Ричардсона и Старка. Сразу же возникла напряженная атмосфера подозрительности и злобы. Повисло долгое молчание.

— Вы олухи! — раздраженно бросил Миддлтон. — За каким чертом вы ушли от тюрьмы?

— Мы пришли поговорить с тобой, — ответил Макнаб. — Нам стало известно, что ты с Коркораном собрался улизнуть, прихватив наше золото.

Никогда прежде умение Миддлтона сохранять самообладание не выдерживало более сложного испытания. Хотя последнее обвинение раздалось словно удар грома, он выразил не больше эмоций, чем появилось бы на лице напрасно обвиненного честного человека.