Макс Брэнд - Пастырь пустыни

— А убийца? — с жаром спросил Ингрэм. — Его повесили, я надеюсь?

— А вы кровожадны, молодой человек, — улыбнулся монах. — Но здешние люди обожают стрелять из ружей и редко прибегают к веревке. Нет, Моффета не повесили. Он до сих пор жив, процветает и здравствует. Вы наверняка вскоре встретите его в городе.

— Крайне необычная история, — сказал Ингрэм, тяжело вздохнув. — Неужели никто не попытался отдать убийцу в руки правосудия?

— Дело в том, — благодушно сказал доминиканец, — что Моффет обвинил Билли, что тот во время игры прячет карты в рукаве. Полагаю, что очевидцы убедились в правоте Рыжего Джима… после того как развеялся пистолетный дым.

Брат Педро снова поднялся.

— Я знаю, вам сразу удастся приобрести в городе большое влияние, — заметил он.

— И на чем основывается ваш вывод? — спросил Ингрэм, снова настораживаясь.

— Куда идут женщины этого города, туда обязательно отправляются мужчины, хотя иногда немного отстают, — сказал монах и шагнул через порог в поток солнечного света.

Солнце отразилось от его лысины, словно от коричневого стекла пивной бутылки.

Брат Педро еще раз помахал рукой на прощание и устало потащился по пыльной улице, оставив Ингрэма в замешательстве стоять в дверях. Юноша не мог понять смысла его последнего замечания. Оно подозрительно походило на сарказм, но этого нельзя было сказать с уверенностью.

Вздохнув, Ингрэм вернулся в дом, чтобы закончить свою проповедь. Это было нелегко. Ему пришлось стиснуть зубы и заставить карандаш двигаться. Потому что время от времени у него перед глазами возникало зрелище — карточный стол и один человек, прячущий карты в рукаве.

Женщины? Ингрэм и не догадывался, что их так много в городе, в той его части, которая была отделена от мексиканских районов небольшой речушкой. Они заполнили больше половины передних скамеек в церкви, шептались и жужжали, а потом дружно принялись разглядывать священника с настойчивым любопытством, пока у него не возникло ощущение, что они не слышат ни слова.

Тогда он отвел от них взгляд и обратил всю силу своей небольшой речи в адрес дюжины мужчины, которые расположились на скамьях как можно дальше, прячась в затененных углах.

Они-то как раз слушали, и, судя по всему, им не казались убедительными рассуждения о мире. Мужчины то и дело обменивались мрачными взглядами. Пару раз преподобному Реджинальду Ингрэму показалось, что он видел слабую улыбку. Впрочем, он не мог сказать это с уверенностью. Он знал только, что церковь вдруг стала очень маленькой и что солнце нагревает ее с ужасающей силой. Было жарко, очень жарко; и священник отчаянно желал, чтобы через приоткрытое окно залетел прохладный ветерок и принес ему облегчение.

Увы, даже в таком маленьком чуде ему было отказано, и Ингрэм яростно сосредоточил свое внимание на проповеди — пробиваясь сквозь нее, как он часто делал на футбольном поле. Поверхность футбольного поля, однако, удобно расчерчена белыми линиями. Церковь — совсем другое дело. Ты можешь стоять у штанги, а в следующий момент вынужден бороться за право остаться в игре.

Однако юный священник прокладывал свои параллели. Желтый жучок и пестрый маленький вьюрок стали метафорой каждый по отдельности. Безжалостный ястреб не был упомянут вообще. И постепенно Реджинальд с уверенностью нарисовал свою картину, которую себе представлял: мир на земле и добрая воля, присущая всем живущим на ней людям. Ингрэм решил, что немного сплотил свою аудиторию. Что касается неучей на задних рядах — пусть себе поднимаются и пробираются бочком, скрипя туфлями, к выходу. Ни одна из женских головок не повернулась, чтобы посмотреть им вслед. Напротив, все они отчаянно внимали священнику. Среди них были и коричневые лица — несомненно англо-саксонского происхождения, несмотря на их цвет. И глаза, по контрасту, были до странности синими и яркими. Священнику начало казаться, что никогда прежде не видел он такое множество умных женщин в одном месте. Потому что, если хотите знать правду, мистер Ингрэм смотрел на противоположный пол сверху вниз. Женщины редко волновали его. Ни с одной женщиной не поговоришь о футболе, и лишь единицы могут рассуждать о религии с истинной убежденностью.

Священник закончил свою проповедь, и орган разразился пронзительным стоном, протестуя органисту, который поторопился обозначить музыкой окончание службы. Однако небольшая толпа не разошлась, и Ингрэм, сойдя с амвона, был мягко окутан волнами из тонкой кисеи органди и батиста, принесшими с собой свежий и бодрящий запах прачечной.

Леди представились; он серьезно и с важным видом выслушал их имена. Если уж ему придется работать с таким материалом, как этот, то следует любыми средствами как можно быстрее узнать его.

Как оказалось, женщины получили удовольствие от его проповеди. Ах, они получили большое удовольствие! Все, что говорил преподобный, было так верно! Если бы люди только остановились и подумали! Как хорошо он понял пустыню и их проблемы!.. Кто-то пригласил Ингрэма к себе домой на ланч. Затем предложения посыпались одно за другим.

Невысокая девушка со светлыми, почти белыми волосами и очень голубыми глазами оттеснила остальных, казалось, одним только жестом и, улыбаясь, встала прямо перед священником.

— Они не имеют на вас прав, — сказала она. — Моя бедная матушка не смогла прийти на службу, и она хотела, чтобы я запомнила каждое ваше слово. Как будто моя глупая голова на это способна! Поэтому вы просто обязаны пойти на ланч к нам домой… Отойди, Шарлотта! Не глупи! Конечно, мистер Ингрэм пойдет со мной!

И остальные приняли как должное, что мистер Ингрэм, разумеется, пойдет с этим существом с белыми волосами и невероятно голубыми глазами. Они сдались. А девушка увела Реджинальда из церкви.

У священника и в самом деле возникло четкое ощущение, что его увели. Приложив небольшое усилие, он вспомнил ее имя; оно было довольно необычное. Ее звали Астрид Васа.

Когда они вышли из церкви, к ним приблизился высокий мужчина, сдавленный тесным костюмом, явно купленным в магазине готового платья, и почти задушенный своим галстуком. Ухмылка на его красном лице явно адресовалась девушке.

— Иди сюда, Рыжий, — сказала она. — Мистер Ингрэм, это Рыжий Моффет. Рыжий, это мистер Ингрэм. Ну, ты знаешь — он работает в церкви и все такое. Правильно, мистер Ингрэм?

Задавая этот детский вопрос, девушка подняла на Реджинальда глаза и заслонила Рыжего Моффета изящным зонтиком от солнца, который она крутила на плече своей маленькой ручкой. Ингрэм хотел было насупить брови, но не удержался от улыбки, отчего исполнился еще большей решимости нахмуриться. Но его улыбка стала только шире.