Феликс Гилман - Расколотый Мир

Чтобы попасть на станцию, пришлось отстоять в очереди несколько часов.

Лив и Магфрид шли из Конанта на юг в сопровождении местного проводника. Когда до станции оставалось еще полдня пути, они вышли на дорогу. Она была черной, широкой и прямой, чтобы проложить ее, окрестные холмы явно, пришлось выровнять. На дороге они были не одни. По мере приближения к станции на дороге становилось все больше всадников, телег и пешеходов, у некоторых из которых на спинах были корзины с товаром. Время от времени раздавались громкие хриплые гудки и рев мотора, и мимо пролетали служебные машины или армейские грузовики, ощетинившиеся винтовками со штыками и набитые бледными «линейными» в черном; Лив приходилось всякий раз оттаскивать Магфрида в сторону, когда тот застывал посреди дороги.

В тени самой станции бурлила толпа. К воротам, их было несколько, вели разные дороги. Невысокие люди кричали, управляя движением: «Туда! А вы — туда!» Лив вклинилась в толпу, потянув Магфрида за собой. И очутилась в длинной очереди, дальний конец которой медленно продвигался через арочные ворота в южной стене. Она спросила: «Что мы..?» Человек перед ней что-то промычал в ответ и пожал плечами. Кто-то сунул ей в руку пронумерованный билет. Она сказала: «Извините...», на нее грубо зашикали. Раньше она никогда не оказывалась в таком скоплении народу, и это выбивало ее из колеи; медленно продвигавшаяся вперед толпа почти насильно тащила ее за собой. Она молчала и смотрела под ноги. Казалось, эта очередь тянется часами. Лив так вымоталась, что, добравшись до границы Линии, даже не нашла в себе сил пререкаться, когда клерк в маленькой будке у ворот начал хамски расспрашивать, кто она такая и с какой целью путешествует. Лишь попав в здание станции и дойдя до сравнительно пустого коридора, она повернулась к Магфриду и прошептала: «Это самые отвратительные люди в мире». Но его лицо помертвело от ужаса.

Шум! Грохот машин на станции не затихал. Ревели огромные топки, клацали замысловатые шестереночные механизмы. Неудивительно, что все линейные выглядят такими бледными и изможденными! Неудивительно, что у них такие пустые глаза! Часа в таких условиях хватило, чтобы довести Лив до слез; Магфрид тоже расплакался. Она не знала, окажет ли грохот какое-то долговременное влияние на их психику, но не сомневалась, что эффект будет неблагоприятным.

Линейные были низкорослыми измотанными людьми с серыми лицами. Они суетились в коридорах, повинуясь ходу вездесущих часов, так, будто сами были частями громадной машины. Их отвратительные голоса из громкоговорителей разносило гулкое эхо. Они толкались, хмурились, ругались. И вели себя омерзительно — слишком заняты, чтобы соблюдать приличия.

Золотые часы Лив начали врать. Она подозревала, что все дело в лязге, запыленном воздухе и постоянной вибрации окружающих машин. Утонченное и хрупкое кенигсвальдское устройство просто не выдержало чудовищного ритма Линии. А что он творит с разумом человека? С душой?

Все вокруг провоняло углем, нефтью и дымом Во всей станции не нашлось бы ничего естественного, кроме крыс. Это была экосистема для машин. Где-то в сердце этой структуры жил Локомотив «Глориана», чьи механические мечты создавали окружающий его мир.

Лив запуталась в указателях, но случайно вышла к билетным кассам, откуда ее направили в темную комнату с низким потолком, рядом деревянных скамеек и потрескивающей электрической лампой. Она села ждать рядом с будущими попутчиками: одинокая старушка тихо плакала в окружении черных кожаных чемоданов, молодая парочка уставилась в пол, сцепив руки, три толстые монашки в белых одеяниях склонили головы в молитве да четверо линейных со скучающим видом пялились в пустоту. Тиканье высоких, похожих на гроб часов заполняло комнату и отбивало всякое желание общаться.

Прошел час. Затем последовали очередные долгие и унизительные процедуры проверки, перепроверки и переперепроверки билетов, установления личности и расспросов о намерениях Лив. Спрашивающие ни разу не посмотрели ей в глаза; они постоянно черкали в своих планшетах и говорили скучающими монотонно-презрительным голосами. Снова и снова изучали вексель Академии, которым она оплачивала проезд. Лив не привыкла к такому обращению. Она прикусывала язык, но щеки горели предательски.

Глаза у всех линейных были серыми и пустыми. В зале стояло какое-то дребезжащее и мигающее устройство, похожее на... Лив не знала, с чем его сравнить, — разве что с валиком для отжима белья? С помощью этого агрегата линейные каким-то образом получали точные копии всех ее документов. Одну из копий они обнюхали особо тщательно, засунули в трубу пневмопочты и с громким хлопком отправили на верхние ярусы машины. Остальные же дубликаты небрежно распихали по ящикам и лоткам. Один из линейных сунул в руку Лив билет и сказал:

— Три дня. Приходите через три дня. В девятнадцать часов. Не опаздывайте.

Гостиница Глорианы занимала шесть этажей на южной сторонe станции и снаружи походила на бетонную коробку. Номер же, к удивлению Лив, оказался даже слишком роскошным. Все горизонтальные поверхности ломились от еды и напитков; в каждом углу по скульптуре; на стенах, отделанных бронзой и дубом, — картины и гобелены. Повсюду яркий электрический свет. Целый легион слуг, казалось, менял постельное белье ежечасно. Кондиционеры с тихим гулом, очищая воздух от смога, нагревали или охлаждали номера. Не могли они избавить только от одного — от вездесущего шума станции, из-за которого Лив то и дело хваталась за голову и тянулась к снотворному.

Днем, когда Лив попыталась выйти в город, ее развернули обратно на вахте. Половину гостиничных коридоров блокировали железные ворота. Глориана хранила свои секреты. Но и увиденного оказалось достаточно, чтобы понять: линейные живут, как тоннельные крысы, в грязи и нищете, повинуясь часам, звонкам и громкоговорителям Роскошь гостиницы была показной: для чужаков, для проезжих путешественников. Может, это приманка? Лив воспринимала роскошь гостиницы как угрозу, все вокруг словно говорило ей: «Смотри, сколько всего могут произвести наши заводы. Мы можем купить вас..»

— Он удушает. Вам так не кажется?

Толстые женщины в белом оказались на удивление осведомлены. Это были аббатисы Дев Белого Города, они ежегодно мотались туда-сюда на Локомотиве Линии по делам своей церкви и не были чужими в Глориане. Лив встретилась с ними в гостиничном вестибюле, отделанном дубом, под огромной покачивающейся люстрой. Они наклонились к ней и прошептали:

— Запах... Ваша одежда пропахнет так, что от этого так просто не избавишься!

— Запах я еще смогу стерпеть, но этот грохот...