Феликс Гилман - Расколотый Мир

— Нет, доктор, — произнес он. — Мне очень жаль, но я вынужден сказать «нет».

Она была поражена.

Он не смог сохранить строгое выражение лица, не удержался и от извиняющейся улыбки и принялся то складывать руки на груди, то ронять их, будто не представляя, что с ними делать.

Лив решила поговорить начистоту:

— Попечитель Хауэлл, я только начала изучение этого феномена. Он еще не исследован и не понят — уверена, вы же сами первый это признаете. Для чего же еще вы пригласили меня сюда? Нужно оценить риски. Преимущества. Его потенциал. Действительно ли он исцеляет или это только видимость...

— Лив. Доктор. Мой ответ: «Нет». Я вынужден настоять на своем

— Но почему?

— Силы Духа не безграничны. Это нам точно известно, это мы понимаем. Он слишком много берет на себя. В мире слишком много страдания. Он нужен другим. Нашей главной заботой должны быть наши пациенты. — Он сложил короткие коричневые пальцы клином у подбородка и с тревогой посмотрел на нее: — Вы меня понимаете?

Она выдержала паузу.

— Ну конечно, господин попечитель. Разумеется, я понимаю.

— Хорошо. Очень хорошо.

Театральным жестом он снял ключи от дверей в пещеру с крюка и запер их в ящике письменного стола. А ключи от ящичка спрятал в карман своей белой льняной рубахи.

Еще одна соболезнующая улыбка. Эти улыбки раздражали ее.

— Честно говоря, попечитель, мои наблюдения позволяют мне заключить, что весь этот госпиталь и все то, ради чего жертвуете собой вы, ваш отец и еще несколько сотен несчастных людей, абсолютно бессмысленно, совершенно отвратительно и, по всей вероятности, безумно.

Его лицо вытянулось. Она обернулась и вышла из кабинета, едва не столкнувшись с мистером Джоном Коклем, который стоял в коридоре у самой двери и мыл окно.

— Все в порядке, мэм?

Она не стала утруждать себя ответом и прошла в свой кабинет, где приняла четыре капли успокоительного. Заснула она в кресле, и ей снился тяжелый, гнетущий сон о Доме, стены которого сжимались вокруг нее. Ей снились сырость, печаль, духота, темные подземные пещеры чужого Племени, пустые холмы снаружи и война.

В ту ночь Кридмур тихо проскользнул в комнату попечителя. На людях попечитель был опрятен, и в кабинете его царил полный порядок, но в жилой комнате буйствовал хаос, говоривший о каком-то душевном страдании, до которого Кридмуру не было никакого дела. Он отыскал льняную рубаху — накинута на спинку стула — и вынул из кармана ключи.

В кабинет попечителя он проник через открытое окно, отпер ящик письменного стола найденными ключами. Внутри обнаружилась еще одна связка ключей — солидная, старая и увесистая. Это были ключи от тоннелей.

Он спустился в пещеру, не взяв с собой фонаря. Он и в темноте видел хорошо.

— Это рисунки Племени.

— Здесь один из их духов. Слабый.

— Достаточно силен...

Он подошел к сверкающему озерцу, наклонился к воде, провел по ней пальцами и ощутил покалывание. Вода была теплой. Он лениво плеснул водою во мрак.

Прислонившись к раскрашенному камню, он задумался над своей проблемой.

— Никакого насилия? Для человека моей профессии это ужасное ограничение.

Кридмур вгляделся в воду, и та ответил ему равнодушным сиянием.

Краем глаза он увидел, что красные линии на стенах едва заметно дрожат и изгибаются в полумраке, точно полосы крадущихся кошек из джунглей дальнего Востока.

— Он глуп, Кридмур. Иначе давно бы уже убил тебя.

— У него непритязательный вкус...

Кридмур хотел зажечь сигарету, но передумал. Лучше не оставлять следов.

— Он упивается слабостью, болью и страданием. Он отвратителен, Кридмур.

— Мы создали его из наших страданий. Так же, как создали вас из нашей ненависти, а врагов — из нашего страха.

— Осторожней, Кридмур.

Он снова коснулся воды. Влага стекала со стен, капли тихо и сонно стучали по земле, и эхо кругами расходилось по глади озера.

— Как предлагаете его убить?

— Дух бессмертен. Его нельзя убить.

— Неужели только потерянное чудо-оружие Генерала способно убить и вас, и врагов, и, по-видимому, эту несчастную тварь?

— Вероятно.

Вода охватила пальцы Кридмура.

— У него есть предел. Когда я убил беднягу Вильяма у ворот, он отвлекся.

— Тебе повезло.

— Его нельзя убить. Но я знаю, как можно это обойти.

— Да. Мы знаем.

— Он питается болью. Что, если он подавится?

Лаури запил три горькие серые таблетки стаканом воды. Из-за них он раскашлялся, на глаза навернулись слезы. Вцепившись побелевшими пальцами в край стола, он подождал прилива энергии, которая должна была оживить его изможденное тело. Он не спал... черт знает, как долго. Возможно, всю жизнь. Слишком много дел. Лишь наука и воля Локомотивов заставляла его двигаться вперед.

Вот он. Да...

— Тернстрем. Драм. Никель. Слейт. Ко мне!

Он выбежал из палатки под нещадное полуденное солнце. Снаружи, среди гвалта и дыма, царил тщательно упорядоченный хаос — Передовой Лагерь в Клоане готовился к наступлению.

— Ну же. Ну же. Мы теряем время. Действуйте быстрее. Никаких раздумий. Назад дороги нет. За мной!

Он погрузился в толпу, и они последовали за ним.

От старого Клоана теперь уже не осталось почти ничего. Бедный старый Клоан, подумал Лаури. Уже слишком поздно. Линия сделала с Клоаном то же, что делала со всем, до чего дотягивалась.

Вокруг Лаури на руинах Клоана раскинулся городок из серых и черных палаток. Солдаты в черных униформах с ружьями наготове и болтающимися на шеях противогазами, уставившись прямо перед собой, строились в шеренги, из которых формировались колонны. Лаури протискивался сквозь толпу.

— Да. Да... Драм, что не так с этими идиотами?

Драм остановился и прикрикнул на шеренгу растерявшихся солдат:

— Шевелитесь, шевелитесь, идиоты!

Лаури продолжил путь сквозь толпу.

За последний месяц в лагерь прибыл почти полный дивизион войск Линии. Они пришли из Кингстона, Ангелуса, Глорианы, Харроу-Кросса, Свода и других. Они ворчали, ругались, моргали от слепящего солнца. Они были вдали от знакомых мест — и ненавидели бескрайнее небо, голую землю и сухой воздух, совсем не похожий на воздух станций, густо насыщенный дыханием Локомотивов. Поэтому Клоан перестраивали для них. Сначала разбили палатки, потом палаточный городок, затем наскоро построили железные бараки и бункеры, дымящие трубы, литейные, кузни. Линия оставалась мобильной. Промышленность перевезли сюда в грузовиках и развернули на месте за считаные дни...

Ошибка. Лаури резко остановился и обернулся:

— Слэйт? Почему у этих солдат нет противогазов?

— Не знаю, сэр.

Выстроившиеся в шеренгу линейные без противогазов тупо пялились в пространство, избегая взгляда разъяренных красных глаз Лаури.