Луис Ламур - Одинокие боги

Добредя до воды, я сделал глоток. Вода казалась солоноватой на вкус, холодной. Держа под рукой ружье, я присел в ожидании бандитов рядом с источником. Последние полмили я опять передвигался по камням, не оставляя следов. Но за милю до того спохватился вдруг: могло остаться несколько отпечатков. Их же было двое, и, осмотревшись повнимательнее, мои враги могли что-нибудь заметить, да и лошади почувствовали бы близкую воду.

Я напился еще раз и, поднявшись с колен, yслышал, что мои преследователи приближаются. На землю ложились тени, солнце уже начинало садиться. Проскользнув между камнями, я замер в тревожном ожидании. Усталость одолевала, как никогда раньше, ведь я двигался без отдыха почти с самого рассвета, а предстояло пройти еще столько же, если не больше.

Индейцы, живущие в пустыне, в случае надобности способны пробежать в день до ста миль, а индейцы с южной границы Тарахьюмарас даже держат своеобразный экзамен: молодой человек только тогда достоин называться мужчиной, когда пробежит за день сто миль. Вероятно, я бы такой экзамен не выдержал.

Над камнями проплыло сомбреро, и я, не медля, отправил в него пулю. Оно тотчас скрылось из глаз.

Неслышно перебежав на заранее намеченную позицию, я ждал. Но на этот раз ничего особенного не произошло. Вокруг по-прежнему было тихо. Несомненно, бандиты изнывали от жажды, но до темноты они так и не осмелились приблизиться к воде.

Я слышал, как лошади, встревоженные близким ее запахом, нетерпеливо перетаптывались с ноги на ногу. Ночь постепенно вокруг все укутывала своим темным покрывалом. Я еще и еще раз напился вдоволь, взял ружье и зашагал в непроглядную темень. Когда глаза привыкли, впереди стали вырисовываться очертания низких известковых гор. Еще до наступления ночи я в качестве ориентира облюбовал себе самый высокий остроконечный камень и сейчас двигался по направлению к нему. Ночь выдалась холодной, каждый шаг давался мне все с большим и большим усилием. Иногда я просто засыпал на ходу, но встряхивался, мотал головой и шел, шел... В темноте, конечно, невозможно было определить, насколько мне удавалось не оставлять следов. Перейдя низкую каменистую гряду, я увидел выделявшийся на фоне неба Пайлот Кнаб.

Бандиты вряд ли станут покидать источник в темноте, не зная, в какую сторону я отправился. Без сомнения, они будут ждать утра, чтобы снова красться по моим следам. Поэтому, упав на песок, я собирался немного поспать.

Ночь, как известно, время грабителей, змей и тому подобной нечисти, но я настолько устал, что Думать об этом просто не хватало сил.

Час-другой сна взбодрят меня, придадут новые силы, и можно будет продолжать путь. Лучше всего по пустыне двигаться ночью, когда воздух прохладен и приятен. Песок показался мне мягким пухом, и, крепко сжимая в руке ружье, я так и заснул.

Где-то вдали завывали койоты, со скалы скатился камень: казалось, что-то незримое проносилось в ночи, тревожа все живое и неживое.

Меня разбудил холод, все мускулы от которого свело. Борясь со сном и усталостью, я поворочался-поворочался и сел.

На чистом безоблачном небе необычайно ярко светили звезды. Прислушавшись, я не уловил ни единого звука. Тишина. С трудом поднявшись на ноги, поискал ружье. При свете луны песок казался белым, вдали таинственно темнели очертания кактусов. Медленно, еще окончательно не сбросив одеревенения после вчерашнего бега, я пошел в сторону горы Кнаб.

Старался идти осторожно, где было возможно, перепрыгивал с камня на камень. Впереди должны быть родники. Даже если бандиты и знали о них, у меня все равно не было намерений служить им проводником.

Как говорили индейцы, гора Кнаб должна находиться где-то в десяти милях отсюда: сведений о более точном расстоянии и расположении добиться было просто невозможно. С Божьей помощью доберусь туда до рассвета, а мои преследователи наверняка не двинутся с места, пока не взойдет солнце. Когда же оно поднялось над горизонтом, я уже пил воду из маленького родника близ горы.

Главное — избавиться от тех, кто шел за мной по пятам, раз и навсегда покончить с ними. Но и скрупулезно рассчитывать свои силы. Я не боялся суровых испытаний, был почему-то уверен, что знаю пустыню лучше бандитов. Лишь одна мысль тревожила меня: что произошло с теми, кто вернулся обратно? Совсем ли они ушли? Или вернулись только за новой сменой лошадей и водой? Может быть, у них возник какой-то план засады, а может, они пошли совсем другим путем?..

Родники Индейцев — следующая остановка. Их не так-то просто обнаружить, но сейчас прежде я должен подумать о том, чтобы избавиться от своих преследователей. Полагая, что бандиты все-таки набрели на родник Скалистое Ложе и теперь двинулись дальше, я шел всю ночь и, несомненно, где-то оставлял следы в надежде, что ветер, своевольно гонявший песок по пустыне, заметет их.

Бандиты шли за мной, чтобы разделаться, но предварительно надеялись заманить меня в ловушку. Теперь они сами оказались в ней. Да, мало кто в Калифорнии, за исключением индейцев, знал пустыню: земли внутри страны были для них столь же неведомы, как поверхность луны.

Я думал, что же будет, если вернутся остальные: у бандитов будет шесть лошадей и столько же людей!

Мне почудилось, когда я оглянулся в очередной раз, будто я заметил какое-то движение. Но оказалось, что это всего-навсего разыгравшееся воображение сыграло со мной злую шутку.

— Продолжай идти вперед... вперед, пока у тебя есть силы! — громко приказывал я себе.

От движения и приятно разлившегося по телу тепла шел без труда, хотя мокасины мои кое-где начали рваться, а к ночи, наверное, совсем развалятся.

Становилось все жарче и жарче. На юге, где скопилось немало пересохших озер, дьяволы исполняли свои дикие причудливые танцы. Накатывающиеся одна на другую волны жара чудовищно искажали пространство и изломы далеких гор.

В полдень я достиг Родников Индейцев. Водоем окружали огромные валуны, берега заросли высоким кустарником, почти скрывающим источник.

Опустившись на колени, я припал губами к воде, И пил, пил, пил. Зачерпывая ладонями воду, плескал ею на шею, лицо и грудь, потом снова и снова делал несколько глотков. И, отдыхая в тени кустарников, все еще продолжал обливаться водой. Несколько раз выбирался из своего убежища, стараясь держаться так, чтобы в случае чего никто не мог заметить меня, и наблюдал за дорогой, по которой только что пришел сюда.

Наконец я увидел их. Даже на таком расстоянии было заметно, что они шли, ведя лошадей за поводья. Я сосчитал: их было пятеро. Пятеро ли?

Один брел без лошади, наверное, пала в дороге.

— Простите меня, кони! — громко произнес я... Так поступали иногда совершенно одинокие люди, жаждущие услышать звук человеческого голоса, пусть даже и собственного.