Макс Брэнд - Одиночка — Джек

Он опустил руку на кобуру револьвера, но пока не доставал его, зная, что, едва он сделает хоть малейшее движение, чудовище тут же бросится на него. И хотя его пуля способна прострелить тело волка, все же, если он не попадет ему в сердце, Команч успеет нанести в ответ несколько смертельных ран. Эндрю Эпперли знал заранее, что в лучшем случае сможет сделать один ответный удар по белым клинкам зубов пса.

Напряжение нарастало с каждой минутой, и он подумал было позвать на помощь. Но чувствовал, что даже слабый крик, даже легкое движение руки могут приблизить жуткую летящую смерть к его горлу.

Так он пережил несколько ужасных мгновений, пока из темноты ночи не раздался вдруг вежливый человеческий голос:

— Я пришел забрать Команча. Но, полагаю, мне сначала следует договориться с вами о цене!

В мерцающий предел светового круга вступила фигура Одиночки Джека.

— Димз! Димз! — воскликнул хозяин. — Входи же, парень!

Преступник скользнул сначала в дверь, потом в сторону от нее, передвигаясь быстро, как боксер. Убравшись подальше от света, который в дверном проеме превращал его в отличную мишень для меткого стрелка, он занял позицию против стены, в углу, из которого мог видеть и хозяина, и открытую дверь, и все опасности, которые, возможно, подстерегали его за ней.

Команч же, который все еще тихонько ворчал, приподняв губу, прокрался вслед за своим повелителем и улегся перед ним, встопорщив шерсть при виде Эпперли.

— Садитесь, — предложил Эндрю, — и расскажите мне, как, во имя всего святого, вы умудрились пройти по открытому месту и добраться сюда? Разве вы не знаете, что вас выглядывают вдоль всей дороги?

Собеседник мрачно кивнул.

— Они охотились за мной, — согласился он, — а я высматривал их; так вот я и блуждал кругами, пока не услышал голос Команча.

Эпперли был бы рад узнать подробности, но чувствовал, что спрашивать об этом бесполезно. Какой смысл задавать вопросы волкодаву, который прижимается к ногам этого странного юноши? В смуглом лице и черных глазах Одиночки Джека он видел или думал, что видит, тот же волчий дух, который заставлял Команча оскаливать клыки. Как парень сумел ускользнуть от погони? Как перебрался через равнину? У кого отважился спросить дорогу?.. Но не было возможности получить ответы на эти вопросы.

— А кроме того, что мне нужен Команч, я помнил и еще об одном: что вы помогли ему выловить меня из реки, когда я был без сил. За это я вам кое-что должен, ну и за Команча, конечно. Сколько примерно составит эта сумма?

— Я никогда не беру платы за подобные услуги. — В голосе хозяина послышался вызов.

— Никогда?

— Никогда, — повторил Эндрю Эпперли, чувствуя, что ему трудно смотреть в эти черные, бездонные, непостижимые глаза. В них не было человеческой доброжелательности. В них не было ничего, кроме темной настороженности пантеры. Ни добра, ни зла, только непрестанная бдительность и всегда готовый вспыхнуть охотничий азарт.

«Какими могут стать эти глаза, если этот огонь ярко разгорится?» — вдруг подумал Эпперли.

— Наверное, вам все же стоит поразмыслить. На все есть своя цена, — сказал Одиночка Джек.

— На все?

— Ну конечно! Вы же деловой человек!

— Ну, положим… Сколько, вы считаете, стоит выудить человека из реки?

— Иногда очень много, — все так же мрачно ответил юноша. — Правительство назначило за меня одиннадцать тысяч долларов награды — не важно, за мертвого или живого.

— Мертвого или живого?! — пробормотал хозяин.

— Да.

— Любой человек, который попробует справиться с вами, и ему это удастся, получит такие деньги?

— Да.

— И любой трус, который подползет к вам в темноте и пустит пулю в лоб, получит столько же?

— Да.

— Это жестоко, — сказал Эпперли. — Жестокий порядок!

Собеседник тряхнул головой.

— Я и не просил ничего иного, — сказал он. — Я же не спрашиваю их мнения, когда взламываю сейфы. Много хороших людей разорились, потому что время от времени я добирался до их тайников и уводил ценные бумаги. Так почему бы правительству не назначить цену за мою голову?

Не столько логика этого человека, сколько спокойная убежденность, с которой это говорилось, изумили Эпперли.

— Ну что ж, — согласился он, — если таковы издержки производства…

— По крайней мере, мы с ними играем по-крупному, — сказал Одиночка Джек. — И обе стороны подтасовывают карты.

— Подтасовывают карты?

— Да. Но есть ли что-нибудь, чего бы они не пытались использовать, чтобы поймать меня? Даже подкуп людей, которые, возможно, могли оказаться моими друзьями. Даже яд…

— Не может быть!

— Пусть кто-нибудь назначит одиннадцать тысяч за вашу голову, Эпперли, и увидите, долго ли за вами будут охотиться честно и порядочно! Однако я не возражаю. Я и сам со своей стороны путаю карты. Я сплошь и рядом подкупаю кассиров. Я тасую карты, когда могу. Так что в порядочности мы не уступаем друг другу. От меня они получают то же самое, что я получаю от них. Веревка, чтобы повесить меня, всегда наготове. Но я не питаю недобрых чувств ни к ним, ни к кому-то другому. Не питаю я и добрых чувств ни к кому, кроме…

Он остановился, и опасный блеск, что вспыхнул на дне его зрачков, угас и сменился тенью растерянности.

— Кроме вас, Эпперли! — сказал он. — Вы могли получить эти одиннадцать тысяч долларов, если б захотели, назвав лишь мое имя, — но вы этого не сделали. Почему?

Неописуемое удивление отразилось на лице хозяина ранчо.

— Но, парень, ведь ты был на моей яхте, ты был моим гостем, разве не так?

— Гость, который стоит одиннадцать тысяч долларов? — насмешливо улыбнулся преступник, и его глаза неожиданно вспыхнули.

— Да хоть одиннадцать миллионов долларов! — твердо ответил Эпперли.

— Я понял, — невозмутимо и холодно сообщил собеседник. — Потому что в этом замешана ваша гордость. Это она не позволила бы вам… Ведь так?

— Можешь называть это и так.

— Давайте замнем разговор. — Одиночка Джек Димз говорил очень решительно, хотя ни на грош не верил в честные намерения своего собеседника, да и кого угодно в этом мире. — Замнем это, и я просто прошу вас сказать, какую цену вы хотите за Команча?

— Разве у всего есть цена?

— Вы же деловой человек, — во второй раз повторил собеседник. — И я не собираюсь говорить с вами о пустяках.

— Ты должен заплатить мне, — сказал Эпперли, — за гордость, которую я почувствовал, поймав Команча.

— Это одна статья.

— Еще за долгую охоту, когда я гнался за ним по пятам.

— Ладно.

— Мое время дорого стоит. Я провел двадцать или тридцать полных рабочих дней, выслеживая его.

— Так.

— Я думал, соображал, мечтал, как бы заполучить его. Я вывел на охоту свору собак и видел, как он их убивал. Я провез его с собой по всем дорогам Востока и потратил на него много времени и денег.