Э. Шевалье - Черноногие

После долгих прений Айверсон вынужден был уступить общему мнению, что днем нет возможности исследовать подземелье. Поэтому они приготовились провести день так спокойно и удобно, как только позволяли обстоятельства. Авраам Гэмет взял ружье, чтобы поохотиться. Его ждала удача, и он принес некоторое количество дичи, которую Ник приготовил к обеду, как всем показалось, с большим знанием дела. После обеда Ник постарался объясниться с индеанкой и, знакомый с разными диалектами краснокожих, он добился того, что стал понимать ее. Но она была робка и пуглива, как лань, и часто желание зверолова быть любезным производило на нее противоположное действие. Однако ему удалось узнать, что она из племени сиу и зовут ее Уайанакуэст, что означает «Дочь Облака в черной одежде».

— Облако в черной одежде! — воскликнул Голиаф насмешливо. — Но она-то сама не блещет особыми нарядами. Если бы Персилья Джен увидела ее, то непременно закрылась бы руками от стыда. Впрочем, чего же ожидать от этих ядовитых змей?

— Стой, Крепкая Водка! — воскликнул Ник. — Не оскорбляй этого ребенка. Она такова, какой сотворила ее мать-природа. Об одежде что говорить! Одежда не беспокоит ее. А личиком она красивее многих. Взгляните-ка на эти глаза, — продолжал он, указывая пальцем, — таких глаз и на милю в окружности не найдешь, А что за губки! А носик какой прелестный!

— Люди, прожившие век свой в стране язычников, немного понимают в красоте женского пола, — возразил Голиаф с важностью знатока, — посмотрели бы вы на Персилью Джен в тот день, когда мы сочетались с ней брачными узами! Что за скромность! Какая пленительная неустрашимость! Она краснела, как восток перед солнечным восходом. А каковы были черты ее лица? Словами не выразить всего и вам не понять того.

— Без сомнения, мы и не целим так высоко, — отвечал Ник, усмехаясь, — но надеемся увидеть ее и будем сами судить о ее красоте. Ведь она в Селькирке?

— Персилья Джен в Селькирке! — воскликнул Голиаф, содрогаясь. — Ну нет! Такая приятная весть не достигнет меня, хотя Персилья Джен грозилась последовать за мной, когда я уезжал из дома.

— Что с вами случилось? — спросил Ник с лукавым участием. — Вы так отскочили, как будто гремучая змея погналась за вами. Можно подумать, что при одной мысли о прелестях супруги сердце ваше заходило кувырком…

Хитрый зверолов потирал руки от удовольствия и подмигивал Кенету.

— Ах! Да, теперь только припоминаю, когда я был последний раз в форте Гэри, мне показывали там госпожу Стаут. Ей-же-ей! Право слово, я покорный ваш слуга!

— Вы все шутите? — спросил Голиаф, как будто недоверчиво, но, в сущности, струсив до глубины души.

— Как теперь припоминаю, это была дама с длинным, предлинным лицом, худая, кожа да кости, нос крючком, а голос кислый, как недозрелое яблоко, — продолжал Ник с невозмутимой самоуверенностью.

— Ну вот! Шутник вы эдакий, — выговорил Голиаф, дрожа и бледнея. — Держу пари на бутыль водки, что вы не можете сказать, большого она роста или маленького.

— О! Пребольшая, словно жердь! За всю свою жизнь я не видал такой великанши. За деньги можно показывать. А что у нее за язык! Ах! Хуже револьвера, того и гляди подстрелит. Несет-несет, хуже колеса мельничного. Даже я и то не смог долго выдержать его ударов. Нет, слуга покорный! Мне тогда же говорили, что муж этой дамы бежал от нее и что она гонялась всюду за ним. А уж какая дрожь меня по коже продирала, когда случайно мне удалось подслушать, как она грозила своему милому супругу! Ей-ей! Право слово!

Ник говорил с такой уверенностью и так прямодушно, что Кенет вполне поверил его словам. Голиаф позеленел. Чувство ли глубокой, невыразимой радости от неожиданной близости Персильи Джен или другое впечатление было причиной, только он внезапно полностью преобразился. Голос его стал кротким до смирения, и глаза утратили презрительное выражение. Он глубоко вздыхал, сложив руки на груди, вертел пальцами и умолял честную компанию выпить по глотку из его бочонка. Затем янки впал в продолжительное безмолвие.

Ночь была темна и благоприятствовала намерениям Кенета, который, решившись действовать благоразумно, перестал на время размышлять о предмете своего жгучего интереса. С наивозможным терпением и показным равнодушием он выжидал благоприятного часа для выполнения своего плана. Для молодой индеанки Гэмет сделал шалаш, остальные спутники улеглись под открытым небом. Лишь только все предались сну, Кенет потихоньку встал и, вооружившись карабином, пистолетами и охотничьим ножом, незаметно прокрался между спящими мужчинами. Добравшись до сосновой рощи, он срезал несколько смолистых сосновых веток, обрезал их в виде факелов и заткнул себе за пояс.

Темень была такая, что трудно было отыскивать дорогу. Кенет останавливался чуть не на каждом шагу, желая убедиться, не гонится ли кто за ним и не сбился ли он с пути. Тут что-то холодное коснулось его руки. Он вздрогнул, думая, не на змею ли наткнулся, но, приглядевшись, увидел большие глаза Напасти.

— Видно, нельзя обмануть твою бдительность, — прошептал Кенет, — а все же придется тебя прогнать.

Несмотря на ночную тьму, глаза собаки блестели и упорно смотрели на него.

— Во всем мире имеется одна Напасть и один Ник Уинфлз, — продолжал Кенет разговаривать сам с собой, — не могу себе представить, что делал бы хозяин без своей собаки или собака без хозяина. Но мне ты не нужна! Марш к хозяину! Пошла прочь!

Но Напасть точно родилась глухонемой, так мало она обратила внимания на это приказание.

— Да что же ты не слушаешься? Прочь! — продолжал Кенет с такой жестокостью, какой, в сущности, никогда не желал выказывать своему благодетелю и другу.

Но друг не двинулся с места, и глаза его неподвижно уставились на неблагодарного товарища, как бы говоря: «Мое намерение твердо, бесполезно отговаривать».

Кенет хорошо понял в чем дело и проворчал с досадой:

— С тобой говорить все равно, что с камнем.

Но тут же, устыдившись своей неблагодарности и вспомнив необычайную сообразительность, испытанную верность и бесстрашие Напасти, он закончил свою мысль с большей благосклонностью:

— Ну, если тебе непременно так хочется прогуляться со мной, то не мне жаловаться на судьбу. Ступай, разделишь со мной опасности.

Напасть не пошла за ним, а побежала впереди, указывая ему кратчайшую и удобную дорогу, так что, следуя за Напастью, Кенет, не потеряв много времени, достиг желанного места. А ночной мрак был непроницаем. Черное, безмолвное озеро тянулось вдоль скалистых берегов до самого входа в пещеру.

Сильно билось сердце Кенета по мере приближения к нему. С волнением вспоминал он первое посещение подземелья. Остановившись у подножия утеса-великана с морщинистой вершиной, неприступной крепостью, воздвигнутой рукой природы, молодой человек перебирал в памяти все впечатления, испытанные им в минуту, когда он карабкался по этому утесу, спасая свою жизнь. Невольная дрожь ужаса пробежала по его телу.