Карл Май - Жут

– Мы вообще не думали, что такое возможно, но все точнехонько сходится, да и сам я подозревал, что этот перс удерживает у себя людей! Многие, кто к нему заезжал, исчезли. И почему он так часто ездит на прогулку к реке? Живет он за деревней, и у него есть лодка. Говорят, едва он сядет в нее, как мигом скрывается из виду. Теперь понимаю, что он забирается в штольню!

– Ты не знаешь, как можно проникнуть в старую шахту?

– Нет. Что ты собираешься делать, господин, когда приедешь? Может, ты решил пожаловаться на перса местному старейшине? Так он – лучший друг этого плута.

– Я об этом и не думаю. Прямых улик против перса у меня нет; их еще надо собрать, а для этого проникнуть в штольню.

– Так возьми одну из моих лодок. Если позволишь, я поеду с тобой.

– Мне это кстати, ведь ты потом будешь моим свидетелем.

Мы достигли реки и поехали вдоль берега. Поток, стесненный горами, струился в обманчивой тишине. С нашей стороны берег был пологим, по ту сторону круто вздымались отвесные скалы.

Скалы поросли густым хвойным лесом; сквозь зеленые ветви виднелась старая каменная стена. Там высилась сторожевая башня, построенная, может быть, тысячу лет назад. Прямо возле башни река и скала круто поворачивали; за поворотом скрывалась деревня.

Миновав поворот, мы увидели деревню и мост, по которому предстояло перебраться. Мы вовсе не спешили. Надо было отыскать вход в штольню.

Вскоре мы нашли это место, хотя так и не заметили лаз. Место это лежало прямо перед поворотом, там, где поток со всей силы обрушивался на скалы. Там, в нескольких локтях от поверхности воды, виднелся выступ скалы, поросший травой. Оттуда густым ковром свешивались растения; за этой завесой скрывался вход в пещеру.

Течение было быстрым, и причалить в этом месте к скале было трудно. Чтобы справиться с напором воды, требовалась недюжинная сила, иначе бы лодку разбило о камни. Выяснив все, мы поскакали быстрее и вскоре достигли моста. Проехать по нему верхом было очень нелегко. Доски подгнили; то и дело зияли проломы; сквозь них виднелась вода.

Деревня теснилась среди скал; она казалась довольно бедной и убогой. Слева виднелась дорога, уходившая в горы. Именно по ней нам предстояло потом ехать.

Перед мостом раскинулся пустырь; вокруг него стояло несколько жалких домишек; один из них, впрочем, выглядел заметно лучше. Это и было хане, что держал Колами. Прямо на пустыре своим делом занимался канатчик. Сапожник сидел возле дома и починял туфлю. Рядом что-то клевали куры; дети с перемазанными руками рылись в навозной куче в поисках неких сокровищ; неподалеку стояли несколько мужчин; они прервали беседу и с любопытством посмотрели на нас.

Впрочем, для одного из них слово «любопытство» явно не годилось. На его лице читалось, пожалуй, совсем иное чувство; я бы назвал его ужасом.

Он был одет как штиптар-мусульманин: короткие, блестящие сапоги, белоснежная фустанелла [43], красная куртка, украшенная золотом, с серебряным патронташем на груди, голубой пояс, из-под которого выглядывали рукоятки двух пистолетов и ятаган; на голове его виднелась красная феска с золотой кисточкой. Судя по одежде, он был человеком очень зажиточным.

Его худое лицо отличалось резкими чертами и было окрашено в сочный желтый цвет – дубильщики называют такой цвет «schutt» («осыпным»). Густая, черная борода, спускаясь двумя клинышками, доставала почти до груди; глаза его тоже были темно-черными; он не сводил с нас взгляда; он смотрел на нас широко раскрытыми глазами.

Рот его был приоткрыт; сквозь пряди бороды поблескивали белые зубы; правой рукой он сжимал рукоять ятагана; все его тело сильно подалось вперед. Казалось, он хотел броситься на нас с клинком. Я никогда не видел его, но, лишь взглянув, сразу узнал. Я шепнул Колами:

– Тот, желтолицый, – Жут? Не так ли?

– Да, – ответил он. – Плохо, что он нас увидел!

– Нет, для меня это даже хорошо; это ускорит развязку. Он узнал меня по вороному скакуну; он узнал каурого коня и лошадей аладжи; теперь он понял, что мы не только спаслись от нападения, но и сами расправились с углежогом и аладжи. Он уверен, что мы приехали поквитаться с ним, а поскольку лишь слепой не приметит англичанина, которого сам же заманил в шахту, то он поймет, что сперва мы направимся в эту шахту. Будь начеку! Игра начинается.

Мы оба ехали впереди. Оско и Омар следовали за нами. Халеф и лорд немного отстали, причем англичанин, увлеченный беседой с хаджи, даже не обратил внимание на стоявших мужчин. Но теперь он заметил их. Он осадил лошадь и уставился на перса.

Тем временем мы подъехали к двери хане и спрыгнули с лошадей; теперь мы могли внимательно смотреть за происходящим. Мужчины стояли от нас всего в дюжине шагов – не более. Я видел, как Жут поджал губу. На его лице выразились гнев и в то же время страх.

Линдсей пришпорил свою каурую лошадь, помчался вперед и осадил ее рядом с Жутом, чуть не опрокинув его. Потом он разразился речью, вместившей все известные ему крепкие английские выражения, а также бранные арабские и турецкие слова. Они столь стремительно слетали с его уст, что понять английские выражения было вообще невозможно. Одновременно он так бурно жестикулировал руками и ногами, словно его обуял злой дух.

– Что надо этому человеку? – спросил один из мужчин.

– Это старейшина, – пояснил мне Колами.

– Не знаю, я не понимаю его, – ответил Жут. – Но с человеком этим я знаком, и очень удивлен, что вижу его здесь.

– Это не тот англичанин, что жил у тебя с переводчиком и слугами?

– Да. Я даже не успел тебе сказать, что он украл у меня каурую лошадь и был с ней таков. Будь добр, арестуй его.

– Немедля! Мы отобьем у этих пришлых гяуров охоту воровать лошадей.

Он подошел к Линдсею и объявил, что тот арестован. Но лорд не понял его; он по-прежнему кричал и жестикулировал, а когда старейшина схватил его за ногу, резко отпихнул его ударом ноги.

– Аллах! – воскликнул служитель закона. – На такое еще никто не отваживался! Сюда, люди! Держите лошадь и снимите его!

Мужчины повиновались и подошли к лорду. Когда же они попытались его схватить, он взялся за ружье, вскинул его и закричал на мешанине из английских и турецких слов:

– Away! [44]I atmak! I atmak!

Он запомнил, что стрелять означает «atmak». Нападавшие спешно отступили, а старейшина сказал:

– Этот человек – сумасшедший. Он не понимает нас. Если бы здесь был переводчик, чтобы втолковать ему, что сопротивление бесполезно и только ухудшает его положение!

Тогда я подошел к нему и сказал:

– Прости, старейшина, что я мешаю тебе исполнить свои обязанности. Но если тебе нужен переводчик, то я готов услужить.

– Так скажи этому конокраду, чтоб следовал за мной в тюрьму.