Уилбур Смит - Пылающий берег

Младенец перестал сосать и, умиротворенный, лежал у нее на руках, так что теперь можно было разглядеть его лицо. Малыш улыбался. За исключением припухших век, черты лица были ясно очерченными и правильными, а не сплюснутыми и неестественными, как у тех новорожденных, что ей доводилось видеть. Брови густые и высокие, нос прямой и крупный. Она мгновенно вспомнила Мишеля — нет, нос сына торчал еще более гордо, чем у Мишеля, напоминая, скорее, генерала Шона Кортни.

— Ну, конечно! — хмыкнула Сантен. — Вылитый нос Кортни.

В этот момент малыш поднатужился и испортил воздух, одновременно срыгнув, отчего капелька свернувшегося молока показалась в уголке рта, и начал снова ловить сосок, требовательно разевая ротик и крутя головой из стороны в сторону. Сантен приложила его к другой груди, направив сосок в беззубый рот.

Встав на колени, Х-ани вытирала шкуру, когда Сантен сморщилась от новой боли и из нее выскользнуло «место». Завернув все в широкие листья какого-то растения, Х-ани спрятала сверток в кору и направилась с ним в рощу.

А когда вернулась, ребенок спал на коленях матери, прижав ножки к надутому, как шарик, животику.

— Если ты позволишь, я приглашу О-хва. Он слышал крики новорожденного.

— О-о, конечно, зови его скорее. — Сантен совсем забыла о старике и теперь была счастлива, что может похвастаться своим восхитительным сокровищем.

О-хва приблизился, страшно смущаясь. Присел на корточках и чуть в стороне, как всякий мужчина полностью лишившись смелости перед таинством деторождения.

— Подойди, старейший, — подбодрила его Сантен, и О-хва запрыгал на корточках, остановившись возле спящего малыша и торжественно вглядываясь в него.

— Ну, что ты о нем думаешь? Станет он охотником? Таким же умелым и храбрым, как О-хва?

О-хва что-то прощелкал, растеряв вдруг все слова, лицо его сморщилось от необычайного волнения и стало похожим на мордочку пекинской собачки. В этот момент малыш ткнул ножкой и зевнул во сне. Старый бушмен разразился неудержимым счастливым смехом.

— Никогда не думал, что снова увижу такое, — засопел он с веселым видом, протянув руку и коснувшись крошечной розовой пяточки.

Малыш снова ткнул ножкой. Для О-хва это было уже чересчур. Он вскочил и начал танцевать. Шаркая и притопывая ногами, кружась вокруг матери и ребенка, сидевших на шкуре антилопы, танцевал и танцевал. Х-ани сумела выдержать лишь три круга, тоже вскочила на ноги и начала танцевать вместе с мужем, идя за ним вслед, уперев руки в узенькие бедра, припрыгивая, когда прыгал О-хва, покачивая выпиравшими ягодицами, замысловато притопывая ногами и подпевая.

Его стрелы будут долетать до звезд,

а когда мужчины будут произносить его имя,

будет слышно далеко вокруг…

И вслед за О-хва подхватила Х-ани:

И он будет находить хорошую воду всякий раз, когда он в пути, он будет находить хорошую воду.

О-хва топал и дергал ногами, потряхивал плечами.

Его острый взгляд будет находить дичь, когда остальные будут слепы.

Без всякого труда он будет идти по следу по скалам.

И будет находить хорошую воду,

на каждой стоянке у него будет хорошая вода.

Самые красивые девушки будут ему улыбаться и приходить на цыпочках к его костру ночью…

И Х-ани повторяла свой припев:

И он будет находить хорошую воду;

куда бы он ни пошел, он будет находить хорошую воду.

Бушмены благословляли ребенка, желая ему того, что было самым драгоценным в роду Санов. Сантен боялась, что сердце ее разорвется от любви к ним и к маленькому розовому комочку на коленях.

Когда наконец старики не могли больше ни петь, ни танцевать, они оба упали перед Сантен на колени.

— Как пра-пра-прародители ребенка, мы бы хотели дать ему имя, — тихо вымолвила Х-ани. — Это нам разрешается?

— Говори, старейшая. Говори, старейший.

Х-ани посмотрела на мужа, тот ободрительно кивнул.

— Мы назовем ребенка Шаса.

Глаза Сантен защипало от слез, ибо она поняла, что ей оказывают великую честь. Бушмены называли ребенка так, как называли самое драгоценное вещество во вселенной, имя которому «вода».

— Шаса — хорошая вода. Смахнув слезы, Сантен улыбнулась.

— Я нарекаю этого младенца Мишель Шаса де Тири Кортни, — тихо проговорила она, и каждый из стариков по очереди коснулся глаз и рта ребенка, благословляя его.

Сернистые минеральные воды подземного озера обладали поистине необычайными свойствами. Каждый день и вечер Сантен парилась в источнике, и все ее послеродовые травмы заживали чудесным образом. Конечно, сейчас она находилась в прекрасной физической форме, в теле не было ни грамма лишнего веса. То, что Шаса родился худенький и так легко, тоже было следствием ее здоровья. Кроме того, бушмены смотрели на акт рождения как на дело почти будничное. Х-ани не только сама не стала относиться к Сантен с большим вниманием, но и ей не советовала считать себя больной — хотя бы временно.

Хорошо тренированные молодые мускулы очень быстро обрели прежнюю упругость и силу. Кожа на животе совсем не растянулась и не висела складками, фигура Сантен осталась такой же поджарой и стройной, как и раньше. Только груди набухли молоком, которого хватало с избытком. Шаса рос и набирался сил, словно растение пустыни после дождя.

И конечно, сказывалось благотворное воздействие подземного источника.

— Удивительно, — рассказывала Х-ани, — но все кормящие матери, пившие эту воду, растили детей, у которых кости были крепкими-крепкими, а зубы сверкали, словно полированные. Таково благословение духов этого священного места.

Днем солнечные лучи пробивались сквозь одно из отверстий в потолке пещеры, целый сноп света падал вниз, и Сантен нравилось нежиться под ним, вдыхая горячий, наполненный паром воздух, пересекать бассейн вплавь и наблюдать за дрожавшим светлым кругом на воде.

Она погружалась в зеленую воду до самого подбородка и слушала, как во сне сопит и причмокивает Шаса. А тот, завернутый в шелковистую шкуру антилопы, лежал на выступе подле бассейна, и мать могла видеть его, слегка приподняв голову над водой.

Дно озера было сплошь усыпано камушками и галькой. Набрав несколько пригоршней, Сантен выставляла их на свет, получая от этого невероятное удовольствие, ибо камни были странными и необычайно красивыми. Среди них попадались радужный агат, обточенный водой и гладкий, как яйцо ласточки; нежно-голубые камни сардоникса с красными, розовыми или желтыми прожилками; светло-коричневая яшма и сердолик всевозможных оттенков; наконец, блестящий черный оникс и золотисто-переливчатый тигровый глаз.

— Я смастерю для Х-ани ожерелье! Это будет подарок от Шаса в благодарность за все, что они сделали для нас.