Уилбур Смит - В поисках древних кладов

Зуга давным-давно объявил, что «шарпс» — слишком слабое оружие для слонов, и оставил его в лагере, предпочитая дорогой винтовке с затвором большие гладкоствольные ружья десятого калибра. Теперь Робин взяла «шарпс» и не без трепета осмотрела. До этого она всего лишь один раз стреляла из винтовки и сейчас, уединившись в своей травяной хижине, стала тренироваться заряжать ружье и взводить курок. Она не была уверена, сумеет ли хладнокровно целиться в живого зверя, и должна была убеждать себя, оправдываясь необходимостью обеспечить пищей десятки голодных ртов, которые теперь находились на ее попечении. Капрал не разделял сомнений Робин, он видел, как она поразила нападающего льва, и теперь безоговорочно верил в нее.

Не прошло и часа, как они нашли в густых тростниковых зарослях у реки стадо буйволов. Робин в свое время достаточно внимательно слушала рассказы Зуги об охоте и поняла, что необходимо держаться с подветренной стороны, а в тростниках, где видимость ограничивалась метром-другим, а две сотни мычащих коров с телятами поднимали невероятный гам, им удалось подползти на расстояние, с которого не промахнулся бы и самый неопытный стрелок.

Готтентоты беспрерывно палили из ружей, и Робин, забыв обо всем на свете, тоже стреляла в гущу громадных зверей, которые с громким мычанием мчались мимо нее, вспугнутые первым выстрелом.

Когда осела пыль, а легкий ветерок отнес прочь густую завесу порохового дыма, они нашли в тростниках шесть убитых животных. Ее команда пришла в восторг, они разрубили туши на крупные куски, нанизали их на длинные шесты и с песнями перенесли в лагерь. Их восторг сменился изумлением, когда Робин велела взять целую буйволиную ляжку, отнести к хижине на просяном поле и оставить там.

— Эти люди — пожиратели корней и грязи, — терпеливо объясняла Юба. — Мясо для них слишком хорошо.

— Ради этого мяса мы рисковали жизнью, — возразил было капрал, но, поймав взгляд Робин, осекся, кашлянул и пошарил ногой в пыли. — Номуса, разве нельзя дать им чуть меньше, чем целую ногу? Из копыт получается хорошее жаркое, а эти люди — дикари, им все равно, что есть, — умолял он. — Целую ногу…

Она отослала его, и он пошел прочь, бормоча и горестно покачивая головой.

Ночью Юба разбудила ее, и они сидели, прислушиваясь к тихому рокоту барабанов и пению, доносившимся из деревни на холме. Там явно шел праздничный пир.

— Они небось ни разу в жизни не видели столько мяса сразу, — сердито проворчала малышка-нгуни.

Там, где они оставили буйволиное мясо, Робин наутро нашла корзину с полутора десятками куриных яиц величиной с голубиные и два больших глиняных горшка просяного пива. При взгляде на серую пузырящуюся жижу Робин едва не вывернуло наизнанку. Она отдала пиво капралу и велела распределить между людьми. Ее спутники выпили его, смачно причмокивая губами и кивая головой с видом знатоков, почавших бутылку старого кларета. На их лицах было написано такое наслаждение, что доктор утихомирила взбунтовавшийся желудок и тоже попробовала немного. Напиток был кислым, освежающим и достаточно крепким. Готтентоты тут же начали болтать и хрипло смеяться.

Взяв по корзине полувысушенной буйволятины, Робин и Юба вернулись на поле. Робин была уверена, что обмен подарками доказал возможность установления дружеских контактов. Они сели под навесом и стали ждать. Проходили часы, но никто из машона не появился. Неподвижная полуденная жара сменилась прохладным тенистым вечером, и тогда Робин впервые заметила среди зарослей проса легкое шевеление. Это не был ни ветер, ни птица.

— Не двигайся, — предупредила она Юбу.

Из зарослей медленно показался человек, хрупкий, сутулый, одетый в лохмотья кожаной юбки. Робин не могла сказать кто это, мужчина или женщина, потому что не осмеливалась смотреть на него прямо, боясь спугнуть.

Человек вышел из зарослей проса, робко присел на корточки и нерешительными шажками двинулся к ним, то и дело надолго замирая. Он был таким худым, морщинистым и высохшим, что походил на распеленутую мумию, которую Робин когда-то видела в египетском зале Британского музея.

Это, несомненно, был мужчина, наконец разобрала она, украдкой взглянув в его сторону. Под короткой юбочкой при каждом шажке болтались съежившиеся, сморщенные гениталии.

Когда он подобрался ближе, Робин разглядела, что шапка его курчавых, как баранья шерсть, волос побелела от старости, а глаза под морщинистыми веками с тяжелыми мешками проливали слезы страха, словно иссушенное старое тело исторгало последние капли оставшейся в нем жидкости.

Ни Юба, ни Робин не шелохнулись и не бросили на него ни одного прямого взгляда, пока он не подполз к ним на дюжину шагов. Тогда Робин медленно повернула к нему голову. Старик всхлипнул от страха.

Было ясно, что его выбрали в послы как наименее ценного соплеменника, и Робин спросила себя, какими угрозами его вынудили спуститься с вершины холма.

Очень медленно и спокойно, словно перед ней был робкий дикий зверек, Робин протянула старику кусок полусырого буйволиного мяса. Как и говорила Юба, эти люди существуют только за счет своего скудного урожая да еще корней и плодов, которые они собирают в лесу. Мясо было редким лакомством, и он впился в него таким горящим взглядом, что Робин поняла: старику и понюхать не дали буйволиной ляжки. Он умирал с голоду. Язык вывалился из беззубого рта, старик набрался храбрости, подполз ближе и выставил когтистые костлявые пальцы, сложив ладони чашечкой в просительном жесте.

— Вот, возьми. — Робин вложила в руки машона кусок мяса.

Старик жадно схватил его и принялся обсасывать со всех сторон, громко чмокая и теребя мясо голыми деснами. Изо рта у него тянулись серебристые ниточки слюны, глаза снова наполнились слезами, но уже не от страха, а от удовольствия.

Робин радостно засмеялась, старик быстро заморгал глазами и вдруг громко закудахтал. Звук получился таким смешным, что Юба тоже рассмеялась. Веселый смех молодых женщин рассыпался серебряным звоном. Почти сразу же плотная листва просяных зарослей зашелестела, и из нее медленно вышли еще несколько темных полуголых фигур. Женский смех рассеял их тревогу.

В селении на холме жило не больше сотни человек — мужчины, женщины и дети. Робин и Юба начали карабкаться по крутой извилистой тропинке, и все жители до одного вышли, чтобы поглазеть на них. Они смеялись и хлопали в ладоши. Седой старик, лопаясь от гордости, вел Робин за руку и громко объяснял окружающим, что это он их привел. Он то и дело останавливался и, шаркая ногами, исполнял короткий победный танец.

Матери поднимали младенцев повыше, детишки подбегали потрогать ногу Робин и, визжа от собственной храбрости, удирали вверх по тропе.