Уилбур Смит - В поисках древних кладов

Однако время шло. После каждой охоты мешки с порохом становились все легче, и, хотя он вырезал из трупов слонов свои ружейные пули и заново отливал их, они все равно были на исходе.

Драгоценный запас хинина истощался столь же быстро, а дожди приближались. Без боеприпасов и хинина белый человек не может пережить сезон дождей. Вскоре ему придется прекратить поиски разрушенного города с его золотыми идолами. Он будет вынужден, спасаясь от дождей, идти на юго-запад километров восемьсот или больше, если его наблюдения точны, пока не пересечет дорогу, проложенную дедом. Дорога приведет его в миссию в Курумане — ближайший форпост европейской цивилизации.

Чем позже он отправится, тем труднее будет поход. Придется идти, не останавливаясь ни на минуту, ни ради слонов, ни ради золота, пока он не окажется в более сухих и безопасных землях на юге.

Мысль о том, что придется уйти, приводила Зугу в уныние. Он нутром чувствовал, что здесь, где-то совсем рядом, его что-то ждет, и молодого Баллантайна злило, что наступающие дожди расстроят поиски. Однако он утешал себя, что вскоре снова наступит сухой сезон, и тем же нутром понимал, что обязательно сюда вернется. Эта земля чем-то притягивает… Его мысли прервал непонятный назойливый писк. Он сдвинул фуражку на затылок и всмотрелся в густое сплетение веток марулы. Писк повторился, его издавала маленькая коричневатая птичка. Она возбужденно перескакивала с ветки на ветку, с резким жужжанием трепеща крыльями и хвостом. Птичка была величиной со скворца, с блекло-коричневой спинкой и глинисто-желтыми брюшком и грудью.

Зуга повернул голову и увидел, что Ян Черут тоже проснулся.

— Ну? — спросил он.

— Я не пробовал меда с тех пор, как мы вышли из Маунт-Хэмпдена, — ответил сержант. — Но сейчас жарко, да и, может быть, птичка нас обманывает, вдруг она приведет нас к змее или льву.

— Она приводит к змее только тех, кто не даст причитающуюся ей долю пчелиных сот, — сказал Зуга.

— Да, так говорят, — кивнул Черут, и оба замолчали, прикидывая, хватит ли сил на то, чтобы идти за медоуказчиком, и взвешивая размер возможной награды.

Эта птичка часто приводит барсука или человека к гнезду диких пчел и ждет, чтобы ей оставили ее долю воска, меда и пчелиных личинок. Легенда гласила, что, если птичке не заплатить, в следующий раз она приведет обманувшего ее человека к логову ядовитой змеи или льва-людоеда.

Любовь к сладкому у Яна Черута взяла верх над усталостью. Он сел, и птичьи крики сразу стали резче и взволнованнее. Быстро размахивая крыльями и хвостом, птичка перелетела поляну, села на соседнее дерево и принялась нетерпеливо звать их. Охотники все еще раздумывали, и она вернулась на дерево, под которым те сидели, и продолжила свое представление в ветвях у них над головой.

— Ну ладно, дружище, — неохотно согласился Зуга и встал.

Ян Черут взял у Мэтью топор и глиняный горшок с горящими углями в плетенной из коры сетке.

— Станьте здесь лагерем, — велел носильщикам сержант. — Сегодня на ужин мы принесем вам меда.

Соль, мед и мясо — три величайших лакомства африканского буша. Баллантайн ощутил досаду — приходилось терять драгоценное оставшееся время на легкомысленную прогулку, но его носильщики поработали хорошо, шли быстро, и мед оживит их поникший дух.

Маленькая желто-коричневая птичка вилась над ними, треща, словно коробок спичек, если его потрясти. Она порхала по деревьям и кустарникам, то и дело садясь на ветку и оглядываясь, идут ли они следом.

Почти час она вела их вдоль сухого русла реки, потом повернула и перелетела через скалистый кряж. На вершине перевала они взглянули вниз и увидели поросшую густым лесом долину, окруженную ничем не примечательными скалами и холмами.

— Птица нас дразнит, — проворчал Черут. — Долго еще мы будем плясать под ее дудку?

Зуга перевесил ружье на другое плечо.

— Пожалуй, ты прав, — согласился он. Открывшаяся долина была непроходимой, ее дно густо заросло слоновьей травой с острыми как бритва листьями высотой больше человеческого роста. Там, внизу, наверняка еще жарче, а высохшие семена травы остриями, похожими на наконечники стрел, впиваются в кожу и вызывают гнойные ранки.

— Кажется, мне уже не так хочется меда, как раньше. — Ян Черут снизу вверх взглянул на Зугу.

— Вернемся, — согласился тот. — Пусть ищет других простачков. Лучше поищем на обратном пути жирную куду и вместо меда принесем мяса.

Они начали спускаться с гребня, но птица метнулась назад и снова принялась совершать у них над головами умоляющие пируэты.

— Пойди поищи своего дружка раттеля-медоеда! — крикнул ей сержант, и птица заметалась еще яростнее.

Она опускалась все ниже и наконец села на ветку на расстоянии вытянутой руки. Ее назойливые крики звенели в ушах.

— Voetsak! — заорал на нее маленький Готтентот. Своими криками птица предупредит животных на много километров вокруг о присутствии человека и они не смогут добыть мяса на ужин. — Voetsak! — Он нагнулся и поднял камень, чтобы швырнуть в птицу. — Улетай и оставь нас в покое, маленький сахарный рот.

При этих словах Зуга застыл на месте. Ян Черут назвал птицу на упрощенном голландском — «klein Suiker bekkie» — и уже вытянул правую руку, приготовившись бросить камень.

Майор схватил его за запястье.

— Маленький сахарный рот, — повторил он, и у него в ушах зазвенел голос Умлимо, странный трепещущий голос, который он запомнит на всю жизнь: «Малыш, ищущий сладости в вершинах деревьев».

— Погоди, — сказал он сержанту. — Не бросай.

Это, разумеется, было нелепо. Он не мог выставлять себя на посмешище перед Черутом, повторяя слова Умлимо. С мгновение Зуга колебался.

— Раз уж мы забрались в такую даль, — резонно заявил он готтентоту, — и птица так волнуется, наверно, мед недалеко.

— До него, может быть, еще часа два пути, — проворчал тот, но руку опустил. — В лагерь возвращаться будем часов шесть.

— Не ленись, а то растолстеешь, — сказал Зуга. Ян Черут был тощим, как гончая, что весь сезон охотилась за кроликами, и за последние два дня он прошел или пробежал добрых полтораста километров. Обвинение явно обидело его, но Зуга безжалостно пошел дальше, с насмешливым сочувствием качая головой: — Да, когда человек стареет, он не может ходить далеко и быстро, да и с женщинами медленнее управляется.

Черут выронил камень и яростно зашагал вверх по склону, а птица с исступленными криками вилась у него над головой.

Зуга пошел следом, посмеиваясь и над приятелем, и над собственной глупостью. Найти мед — тоже неплохо, утешал он себя.

Час спустя майор убедился, что сержант был прав. Птица их обманула, и они потеряли весь остаток дня, но сержанта уже не повернуть, слишком обидели его насмешки Зуги.