Уилбур Смит - В поисках древних кладов

— Клочок рубашки. — Она узнала белые нити, и лицо Зуги скривилось от отвращения. — Теперь можно заканчивать, — удовлетворенно произнесла Робин.

Она вставила в рану катетер, чтобы вытекал оставшийся гной. Зашивая рану, доктор неподвижно закрепила его стежками.

Наконец она распрямила спину, очень довольная своей работой. В больнице Сент-Мэтью никто не умел так ровно и аккуратно накладывать швы, даже старшие хирурги.

Вследствие операционного шока Клинтон потерял сознание. Его тело от пота стало влажным и скользким, кожу на запястьях и щиколотках ободрало веревками.

— Развяжите его, — тихо сказала Робин. Ее охватила гордость, почти собственническая, доктор гордилась им, как своим необычайным творением: ведь она фактически вытащила его из бездны. Да, гордость — это грех, но все-таки гордиться собой очень приятно, а в нынешних обстоятельствах она вполне заслужила удовольствие немного согрешить.

Клинтон выздоравливал на глазах. На следующее утро он полностью пришел в себя, лихорадка утихла. Он был бледен и дрожал всем телом, но у него хватило сил на ожесточенный спор. Робин велела вынести его на солнце и укрыла от ветра брезентовой ширмой, которую плотник соорудил под полуютом.

— Всем известно, что холодный воздух вреден для огнестрельных ран.

— Полагаю, надо было пустить вам кровь, а потом запереть в крошечной жаркой преисподней, которую вы называете каютой, — съязвила Робин.

— Флотский хирург сделал бы именно так, — пробормотал он.

— Тогда благодарите Создателя, что я не из таких.

На следующий день капитан уже садился без посторонней помощи и беспрестанно ел, на третий день, сидя на носилках, командовал кораблем, на четвертый день снова поднялся на ют, и, хотя его рука еще была на перевязи, а лицо после лихорадки побледнело и осунулось, у него хватило сил простоять на ногах целый час. Потом он опустился отдохнуть в веревочное кресло, которое плотник приладил для него к планширу. В этот день Робин удалила из раны катетер и с облегчением увидела, что из раны вытекло совсем немного того самого гноя, который является признаком выздоровления.

На горизонте показался городок Порт-Наталь. Незамысловатые домики, словно цыплята под крылом курицы, сгрудились у подножия похожей на спину кита горы, которую здесь называли просто Утесом. «Черный смех» не зашел в этот порт, хоть он и был самым дальним аванпостом Британской империи на побережье, а продолжал мчаться к северу. С каждым днем становилось заметно теплее, солнце в полдень поднималось все выше, море перед носом «Черного смеха» приобретало свойственный тропикам темно-голубой оттенок, над головой на трепещущих серебряных крыльях снова начали проноситься летучие рыбы.

Вечером накануне того дня, когда они прибыли в португальский поселок Лоренсу-Маркиш в глубокой бухте Делагоа, Робин сделала Клинтону перевязку. Она удовлетворенно мурлыкала, видя, как заживают швы.

Робин помогла ему надеть рубашку и застегнула ее, словно одевала дитя. С серьезным видом Кодрингтон произнес:

— Я знаю, что вы спасли мне жизнь.

— Хоть вы и не одобряете моих методов? — На ее губах мелькнула улыбка.

— Прошу прощения за мою дерзость. — Он опустил глаза. — Вы показали себя блестящим врачом.

Робин из скромности попыталась отпираться, но он настаивал:

— Нет, я действительно так считаю. По-моему, у вас есть талант.

Доктор больше не возражала и слегка подвинулась, чтобы ему было удобнее достать до нее здоровой рукой. Но последнее заявление, казалось, исчерпало всю его храбрость.

В тот вечер она излила разочарование в дневнике, отметив, что «капитан Кодрингтон, несомненно, человек, которому женщина может доверять при любых обстоятельствах, хотя немного смелости сделало бы его гораздо привлекательнее».

Робин уже собиралась закрыть дневник и запереть его в сундук, когда ей в голову пришла другая мысль. Она быстро перелистала назад несколько страниц, исписанных ее мелким ровным почерком, пока не дошла до места, ставшего поворотным этапом в ее жизни. В тот день, когда «Гурон» прибыл в Кейптаун, она не делала записи, оставив чистый лист. Какими словами описать то, что было? Каждый миг той ночи навеки врезался в ее память. Мисс Баллантайн долго вглядывалась в пустой лист, что-то молча подсчитала, вычитая одну дату из другой. Получив ответ, она вздрогнула от дурного предчувствия и подсчитала еще раз. Ответ получился тот же самый.

Она медленно закрыла дневник и уставилась на пламя лампы.

Ее месячный цикл запаздывал почти на неделю. От ужаса у нее зашевелились волосы. Она положила руку на живот, словно там можно было что-то нащупать, как пистолетную пулю в теле Клинтона.

Лоренсу-Маркиш имел дурную славу города, зараженного лихорадкой, но, несмотря на это, «Черный смех» зашел туда, чтобы пополнить запасы угля в бункерах. Болота и мангровые заросли, полукольцом окружавшие город с юга, отравляли все вокруг ядовитыми испарениями.

Робин никогда не сталкивалась непосредственно с характерными африканскими лихорадками и поэтому внимательно изучила все, что было опубликовано на эту тему, самыми важными оказались книги, написанные ее отцом. Фуллер Баллантайн написал для Британской медицинской ассоциации длинную статью, в которой выделил основные типы этой африканской болезни; все возвратные лихорадки с определенным циклом он разделил на четыре категории в зависимости от длины цикла — непрерывная с ежедневными приступами, трехдневная и четырехдневная. Их он назвал малярийными. Четвертый тип представляла черная рвота, или «желтый Джек».

Фуллер Баллантайн доказал, в своем неподражаемом стиле, что они не являются заразными ни непосредственно, ни через третье лицо. Он продемонстрировал это на собственном опыте перед группой скептически настроенных коллег-врачей в военном госпитале в Альгоа-Бей.

На их глазах Баллантайн собрал винный стакан свежих рвотных масс больного «желтым Джеком». Он сделал глоток, а потом выпил стакан залпом. Коллеги с острым нетерпением ждали его кончины и с трудом скрыли разочарование, когда у него не проявилось ни малейших признаков болезни. Через неделю он отбыл в пешее путешествие по Африке. Баллантайн относился к тем людям, которыми легче восхищаться, чем любить их. Этот случай вошел в окутывавшие его легенды.

В своих трудах отец утверждал, что лихорадка может передаваться лишь при вдыхании ночного тропического воздуха, особенно паров, выделяемых болотами или другими огромными массами стоячей воды. Однако некоторые люди, по-видимому, имеют природную невосприимчивость к болезни, и эта невосприимчивость, возможно, передается по наследству. Он ссылался на африканские племена, живущие в малярийных зонах, и приводил в пример свою семью и родителей своей жены, которые жили и работали в Африке шестьдесят лет и страдали лихорадкой лишь в самой легкой форме.