Александр Бахвалов - Зона испытаний

Жениху, плечистому здоровому парню, не сиделось на месте, и это заметно смущало молоденькую белолицую невесту, девушку крохотную, на голову ниже суженого и собой неприметную. А тому очень уж хотелось повеселиться, жениховский истуканий «чин» связывал по рукам и ногам его гульливую, видать, натуру. Он то и дело порывался встать, запеть, тянулся к бутылке, но сидевший слева от него плешивый сутулый дед хватал его за пиджак и осаживал:

– Сиди, шельмец!..

Но вот гостей потянуло в пляс, и все смешалось. Часа два трясли дом. А когда угомонились вроде, аккордеонист вдруг заиграл «Цыганочку». Люди потеснились – высвободили круг девушке в черном платье, которую Гай или до того не видел, ила ее вообще в доме не было.

Козлевич, глядя на нее, даже погрустнел – оттого, как вначале решил Гай, что лицо девушки было непоправимо испорчено рваным шрамом в уголке рта, делавшим выражение лица каким-то необычным. Но Козлевич, кажется, и не заметил этого.

– Ты только погляди, Гай! – говорил он нараспев и потому ничуть не заикаясь. – Бог не часто создает таких женщин!..

Он был прав. Бог создавал эту девушку в свободное от будничной работы время, не иначе. Какая-то по-дельфиньи гладкая в своем черном платье, гибкая, сильная, высокая, с медово загорелыми ногами девушка была изваяна так, что в голову невольно приходило: «Чего еще желать смертному?..»

– Маришка! – Сосед по столу восторженно толкнул Гая в бок. – Доярка. Корова ее рогом суродовала. Бодливая была, сволочь!..

«Цыганочка» игралась для Марины, и, пока она шла. выступая, откинувшись и прогнув спину, танца вроде и не было, ей до него еще дойти нужно было, добраться, грудью раздвинуть взгляды – завистливые и восторженные, наивно-радостные – и с прищуром, с косинкой.

Прошлась по кругу на своих сильных ногах – и стоп!

Тишина секунду… И – вкрадчиво-тихо, а там все громче, все учащаясь, пошла музыка, принялись дробить, частить рядышком черные туфельки! Касаясь клавишей очень коротко, аккордеонист рывками разводил и сжимал мехи, и оттого казалось, что движения плясуньи в коротких паузах, стук ее черных туфель – тоже музыка!..

Эх, «Цыганочка»! Нет шальнее пляски! В самом слове-то ласковом и очарование, и нежность, а вольность, и страсть! «Цыганочку» вроде и не плясать идут, а бросаются на зов красавицы – пьянит, дурманит, завораживает вольный напев!

Кто-то сунулся было в пару к Марине, но – урезонили, убрался добровольно-принудительно. И то: не лезь не в масть, не порть удовольствие!

За те полмесяца, покамест С-07 поднимали огромными надувными подушками, устанавливали на колеса, а затем расчищали путь и двумя тракторами буксировали до аэродрома, Козлевич успел сделать Марине предложение и получить ее согласие – к немалому удивлению всей деревни, сестер Марины и Гая-Самари.

Теперь, через пятнадцать лет, она была уже матерью шестерых детей, и с каждым новым прибавлением в семействе Козлевич все сильнее любил свою Марину. Ему и в голову не приходило, что он может куда-то уехать отдыхать, то есть, по его разумению, вдруг остаться на какое-то время без Марины…

– Как твои наследники, здоровы? – спросил Гай, поглядывая в ту сторону аэродрома, откуда должна была появиться спарка.

– Растут. Штанов не напасешься…

Он не договорил – в комнату вбежал диспетчер.

– Донат Кузьмич! Со спаркой нелады! Давай на КДП!

– Что говорят?

– С двигателем чего-то!

– Тянут на аэродром?

– Да.

– Врача вызвал?

– Побежала!..

– Разворот вправо и на обратный курс! – напомнили с земли

– Понял. Разворот вправо и на обратный курс.

Это был конец зоны, и на контрольном пункте опасались, что они могут выскочить на трассу Аэрофлота.

Но Чернорай уже делал боевой разворот и, когда спарка легла курсом на аэродром, Долотов взял управление.

– На сегодня все.

Все так все. Чернорай откинулся на сиденье. Можно было отдохнуть до посадки, которую по заданию надлежало сделать ему. Но вскоре звук двигателя изменился, стал расслабленно пульсирующим, и Чернорай невольно посмотрел на приборы. Стрелка одного из них стояла на критической отметке.

– Температура? – спросил он.

– Да.

Чернорай вспомнил Юру Владимирова, на самолете которого прогорела жаровая труба и огонь покоробил привода рулей.

– Как управление? – спросил Чернорай.

– В порядке.

Чернорай хотел напомнить Долотову о случае с Владимировым, но промолчал: задача второго – не мешать первому.

Долотов прибрал обороты почти до минимальных, затем выключил двигатель и доложил на аэродром о неисправности. В самолете стало тихо, как в планере. Спарка неслась к земле со скоростью почти тридцать метров в секунду.

– Сто девятый, ваша высота? – послышалось с земли.

– Высота четыре тысячи пятьсот, – ответил Долотов.

– Ваше решение?

– Готовьте полосу.

– Вас понял, полоса обеспечена!

– И проследите за мной. Дайте пеленг и удаление. Как погода над полосой?

– Ваше удаление двадцать километров. Облачность восемь баллов. Нижняя кромка пятьсот метров, верхняя тысячу семьсот. Выходите на привод!.. Ваша высота?

– Высота четыре тысячи.

После небольшой паузы снова заговорил руководитель полетов:

– Сто девятый, предупреждаю: согласно инструкции вы должны катапультироваться. Как поняли?

– Вас понял.

– С ходу можете не выйти к полосе! Повторяю: плотная облачность!

Некоторое время Долотов молчал, затем обратился к Чернораю:

– Я могу промазать… Слышишь?

– Ну?

– В крайней случае один я успею выскочить. Вдвоем нет.

– Успеем оба.

– Нет. Ты покинешь самолет перед входом в облака. – И, не дождавшись ответа, сказал: – Приготовься. Как понял?

– Понял. Ты на подходе попробуй запустить двигатель – Тогда, может быть, удастся довернуть на полосу.

– Да. Ты когда-нибудь пользовался этой адской машиной?

– Бог миловал.

– Если не сработает автоматика, фонарь сбрасывай вручную.

– Да. Скорость снижения вроде нормальная?

Долотов не ответил – заговорила земля.

– Я – первый! Сто девятый, как на борту? – Долотов узнал голос Гая-Самари.

– Я сто девятый. Засеките место, сейчас катапультируется второй!

– Вас понял!.. – Земля замолчала.

– Приготовился?

– Да. – Чернорай поглядел на высотомер: стрелка миновала отметку 2000.

– Пошел!

– Понял. – Он мысленно повторил все необходимые операция и с удовлетворением убедился, что хорошо помнит все, чему его учили «спасенцы». Помнит, что он должен делать сам и что сработает автоматически; помнят, как освободиться от кресла в падении; как подключается к маске парашютный кислородный баллончик, который, впрочем, на этой высоте не понадобится… Вспомнил даже, что в чаше сиденья, где раньше помещался запасной парашют, теперь упаковано все необходимое, чтобы подкрепиться, в случае, если придется долго добираться к людям.