Дуглас Престон - Каньон Тираннозавра

Бродбент взял обоих коней под уздцы, расседлал и, напоив их у воды, пустил пощипать травы. Когда Том вернулся к Салли, она уже успела постелить скатерть и достать все необходимое для завтрака. В центре стола стояла только что открытая бутылка красного вина.

– Вот это класс, – сказал Том. – «Кастелло-ди-Верраццано», выдержка три года. Неплохо, неплохо.

– Я ее засунула потихоньку в седельный вьюк. Надеюсь, ты не возражаешь.

– Боюсь, вино взболталось. – Том изобразил комическое неодобрение. – Думаешь, нам стоит пить спиртное за завтраком? По правилам не полагается – мы ведь потом снова должны ехать верхом.

– Ну что ж, – в тон ему протянула Салли, – придется нам пренебречь правилами, да? – Она с аппетитом откусила от своего бутерброда, налила в пластиковый стакан вина. – Держи.

Том взял стакан, повертел его перед собой, глотнул, изображая знатока вин.

– Ягоды, ваниль, легкий шоколадный оттенок.

Салли налила вина и себе, сделала большой глоток. Сквозь листву проникал зеленоватый свет, и деревья шелестели при каждом порыве легкого ветерка. Том дожевал бутерброд и прилег на покрывало, которое они расстелили прямо на мягком дерне. Вдалеке за тополями виднелись пасшиеся в низине кони, усеянные солнечными кружочками. Вдруг Том почувствовал, как ему на висок легла прохладная ладонь. Он обернулся – над ним склонялась Салли, ее густые светлые волосы спадали вниз.

– Ты что делаешь?

Она улыбнулась.

– А как по-твоему – что?

Она положила ладони Тому на щеки. Он попытался сесть, но Салли мягко толкнула его назад, в траву.

– Эй... – начал Том.

– Сам ты «эй».

Ее рука скользнула к нему под рубашку, поглаживая грудь. Салли нагнулась, приникла губами к его губам, он ощутил мятно-винный вкус. Она склонилась ниже, и волосы ее тяжелой волной упали Тому на грудь.

Коснувшись головы Салли, рука Бродбента двинулась ниже, по изгибу спины, и он чувствовал, как там напрягаются мускулы. Том притянул Салли к себе, его тела коснулось ее стройное тело и мягкие груди...

Потом они лежали рядом на покрывале. Обвивая рукой плечо Салли, Том смотрел в ее удивительные зеленовато-голубые глаза.

– Лучше ничего и не придумаешь, правда? – сказал он.

– Да, – прошептала она, – так хорошо, что мне почти жутко.

Мэддокс прошел по Кэньон-роуд и свернул за угол у Камино-дель-Монте-Соль. Перед ним запестрел целый лес самодельных указателей с выведенными от руки надписями. Цепочки указателей, стремившихся перещеголять друг друга в своей кустарной затейливости, тянулись по обеим сторонам дороги. Тротуары наводняли туристы, экипированные словно для перехода через Сахару: мягкие панамы, широконосые сандалии, у пояса – фляжки с водой. Большинство туристов выглядели бледными и оторопевшими, будто бы они только что проклюнулись, как гусеницы из яиц, из мокро-гнилостных городов восточных штатов. Сам же Мэддокс решил вырядиться техасским богатеем и смотрелся, ему казалось, очень правдоподобно в тяжелых ботинках, ковбойской шляпе и ковбойском же галстуке шнурком – бирюзовом, с пижонским узлом величиной с мячик для гольфа.

По дороге попадались старые дома викторианского стиля – в них, как и везде, находились художественные и сувенирные магазины, в витринах которых поблескивали индейские горшки и побрякушки. Мэддокс посмотрел на часы. Полдень. Еще немного придется поболтаться без дела.

Он бродил по магазинчикам и поражался тому, сколько же есть на свете всяких изделий из серебра и бирюзы, сколько разной керамики, а о картинах и говорить нечего. Искусство в общем-то жульничество, понял Мэддокс, разглядывая очередную витрину с муляжом, изображавшим аляповатые каньоны, завывающих на луну койотов и завернутых в покрывала индейцев. Еще один легкий способ сшибить монету, и все совершенно законно. И почему он раньше не замечал таких возможностей? Угробил полжизни, пытаясь заработать нелегкими, противозаконными средствами и не понимая, что все лучшие способы надуть людей и заставить их раскошелиться вполне легальны. Вот развяжется Джимсон Мэддокс с последним дельцем, станет законопослушным на все сто, вложит полученные денежки во «Время невзгод» и, может, даже инвесторов поищет. А вдруг он сделается еще одним сетевым миллионером?

Его внимание привлек магазин, битком набитый огромными каменными и бронзовыми скульптурами. На вид все это добро дорогое, одна транспортировка наверняка стоит целое состояние. Тренькнул дверной колокольчик, и появилась, цокая каблучками, молодая женщина, улыбнувшаяся Мэддоксу ярко накрашенными губами.

– Вам помочь, сэр?

– А как же, – ответил он, понимая, что намеренно растягивает слова, изображая акцент. – Вот эта скульптура меня интересует. – Мэддокс кивнул на самую большую, какую только увидел в зале. Она изображала группу индейцев в натуральный рост, вытесанную из цельной каменной глыбы весом по крайней мере три тонны. – Можно спросить, сколько она стоит?

– А, «Шествие счастья». Семьдесят пять.

Мэддокс вовремя удержался, чтобы не спросить: «Тысяч?»

– Вы кредитки принимаете?

Если женщина и была удивлена, то виду не подала.

– Только придется проверить кредитный лимит, и все. У большинства покупателей он недостаточен.

– Я не большинство покупателей.

Снова лучезарная улыбка. Он заметил веснушки у нее на груди, в вырезе шелковой блузки, расстегнутой на пару пуговичек.

– Мне нравится при любой возможности оплачивать покупки по кредитной карточке и, когда путешествую, получать «бонусные мили».

– На «бонусные мили» за эту скульптуру вы в Китай сможете съездить, – заметила женщина.

– Лучше в Таиланд.

– И туда тоже.

Он внимательнее пригляделся к ней. Хорошенькая. Хотя как же иначе, если работаешь в подобном месте... Мэддоксу стало интересно, получит ли она комиссионные.

– Ну а... – Он улыбнулся и подмигнул ей. – А вон та почем?

Мэддокс показал на бронзового индейца с орлом в руках.

– "Отпускающий орла". Десять.

– Я недавно купил загородное ранчо, надо теперь эту берлогу обставлять. Одна только главная постройка в десять тысяч квадратных футов.

– Представляю себе.

– Я – Мэддокс. Джим Мэддокс. – Он протянул руку.

– Кларисса Провендер.

– Приятно познакомиться, Кларисса.

– Это скульптура работы Уилли Атцитти, индейца из племени навахо, он один из наиболее выдающихся индейских мастеров. А та, первая, высечена из цельной глыбы настоящего алебастра, добытого в горах Сан-Андреас, штат Нью-Мексико.

– Красота. А что та скульптура изображает?

– Песнопения по случаю шествия счастья, они обычно длятся три дня.

– По случаю чего песнопения?

– Шествия счастья. Это традиционная церемония индейцев навахо, призванная восстановить гармонию и равновесие в жизни человека.