Луи Буссенар - Гвианские робинзоны

— Да, месье.

— Эти негодяи считают себя очень находчивыми, а на самом деле они — жалкие простачки. Украденные предметы могут находиться только здесь или в том пункте, куда вас доставили прошлой ночью. Вторая версия представляется более правдоподобной. Главное для нас — пошевеливаться… Мы не можем позволить бесконечно водить себя за нос. Какого черта, в самом деле! Такой крупный груз не может исчезнуть, словно плетеная корзинка. Ну что, Гонде, вам трудно будет узнать это место, не так ли?

— Увы, это правда, месье Робен.

— Но я слежу за нитью событий. Ведь лодки останавливались ночью только один раз?..

— Да, месье.

— И при вашем возвращении сюда вы увидели англичанина с его семьей, которых доставили в то же время, что и вас?

— Абсолютно верно.

— Наш оригинал, возможно, узнает место высадки или хотя бы направление, в каком их вели… Надеюсь, он согласится нас проводить.

Питер-Паулюс, присевший на корточки среди хижины, под своей пышной расписной оболочкой сохранял невозмутимость истинного индейца. Ничто не задевало его, он ничего не желал ни видеть, ни слышать.

Робен приблизился к нему.

— Мистер Браун, хотите снова увидеть жену и детей, снова обрести свое богатство?

— Я желаю совершать «навигацию», — процедил тот сквозь длинные зубы.

— У вас будет «навигация», мистер Браун, обещаю вам. Но прежде вы должны нам помочь отыскать то место на берегу, где вы находились до похищения.

— Нет.

— Вы отказываетесь?

— Йес. Я нахожусь тут для «навигации», а не для помощи вам. Я есть английский подданный и не желаю связывать мое существование с вашим.

— Но тревога о семье… забота о денежном благополучии…

— Моя семья вас не касается. Мои денежные дела не касаются такого авантюриста, как вы.

— Ну, вы — нахал, мистер Браун… К тому же совершенно бездушный отец.

— Я есть английский подданный, и у меня больной желудок.

— Ладно. Поступайте как знаете. Вы абсолютно свободны в своих действиях и суждениях. Мы оставим вас здесь, а свою работу выполним сами. Провизии вам хватит на неделю.

— Я заплачу за еду.

— Но у вас же нет ни шиллинга.

— Я — знаменитый промышленник из Шеффилда. У меня кредит в банке…

— Ну, тогда заложите в банк туманы Марони, поджидая нашего возвращения, и — будьте здоровы!

Пока Робен вел переговоры с англичанином, Никола разогревал паровик. В момент завершения беседы давление пара в котле достигло необходимой отметки. Робинзоны заняли места на борту, и лодка на всех парах понеслась к голландскому берегу. Переход совершили за четверть часа, потом поисковая группа по уже известной системе стала медленно обходить территорию, жадно вглядываясь в нескончаемую завесу зелени.

Поиски были долгими и трудными, несмотря на изощренный опыт европейцев и безошибочный нюх индейской собаки. Наконец, выбившись из сил, Робен собрался скомандовать остановку, чтобы заготовить дрова, так как топливо было на исходе.

— Стоп! — внезапно вскричал он при виде большой индейской пироги, привязанной к корневищу. Ее корма выступала из густых зарослей муку-муку.

Присевший на корзине индеец неспешно покуривал самокрутку, свернутую из листка маго. Робен окликнул краснокожего.

— Эй! Компе! Эгей!

— Эй! Компе! Эгей! — эхом отозвался индеец.

— Чья это лодка?

— Капитана Вампи.

— А где он?

— Там, на земле, вместе с моим отцом!

Полдюжины краснокожих, привлеченных свистом пара, вырывавшегося из клапанов, высыпали из чащи.

Робен, Анри и Шарль вместе с двумя неграми-бони высадились на берег. Вскоре они оказались посреди довольно многочисленной толпы, окружившей маленькую хижину.

— Бонжур, Вампи!

— Бонжур, Ломи, бонжур, Башелико, бонжур, муше! — ответствовал капитан, хорошо знавший сыновей Ангоссо.

— Что делает здесь капитан Вампи? — поинтересовался инженер.

— Я искал белого муше, его мадам и маленьких мадемуазель.

— А откуда ты идешь?

— Я опьянял бухту, чтобы ловить много рыбы, потом ее коптить.

Трое европейцев вместе с неграми вошли в хижину, и прежде всего им бросился в глаза священник, сидевший около подвесной койки. У него были седые волосы и борода.

Две юные девушки с безутешным выражением лица тихо плакали, слезы струились по щекам. В гамаке лежала европейская женщина, охваченная, по-видимому, тяжелейшим приступом лихорадки. Она непрерывно и жалобно стонала.

Священник поднялся с места при виде вошедших людей, которые почтительно приветствовали его.

— Ах, господа! Да будет благословенным ваш приход! Вы можете оказать большую услугу этим несчастным юным девушкам и их больной матери. Я возвращался с верховьев Марони, когда нашел их вчера на французском берегу. Они поведали мне свою душераздирающую историю. В довершение всех несчастий их отец куда-то пропал. Я намеревался сопроводить их до Спервайна, когда узнал, что индейский капитан должен вскоре прибыть за ними. Я их тотчас привел сюда, надеясь увидеть здесь и главу семейства. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться! Скажите, есть ли у вас хинин? Эту бедную даму с утра терзает жесточайший приступ лихорадки, а я бессилен с ним бороться, мои запасы медикаментов совершенно исчерпаны.

Робен не успел ответить на обращение. Гонде, который тихо приблизился и незаметно выступил вперед, вдруг обнажил мачете и резким прыжком ягуара бросился на священника.

— Это он! Бандит! Это он! Фальшивый кюре! Он не больше священник, как наш капитан! Ко мне, люди! Хватайте мерзавца!

Молниеносным жестом так называемый священник отбросил в сторону устремленное на него оружие. Затем, проскользнув под гамаком с ловкостью натурального хищника, кинулся прочь из хижины и исчез в лесу прежде, чем наблюдатели этой странной сцены успели сделать хотя бы одно движение.

— Не смейте его преследовать! — зычным голосом распорядился Робен. — Он наверняка не один! Мы можем попасть в засаду! Необходимо избежать ловушки!

Однако совершенно обезумевший Гонде, вне себя от ярости, ничего не слышал и не внимал никаким советам.

Он бросился вдогонку за злоумышленником, и верный пес Матао помчался за ним. Громкий лай еще долго раздавался в лесу, пока не утих вдалеке.

Бывший каторжник отсутствовал уже более четверти часа, и робинзоны начали опасаться, как бы он не стал жертвой собственного безрассудства, когда общий вздох облегчения вырвался из груди. Появился Гонде, весь исколотый и исцарапанный колючками и острыми листьями. Но он сиял.

— Подлец! Я узнал его по голосу! — запыхавшись, проговорил бывший каторжник. — Он изобразил из себя старика, загримировавшись и посыпав мукой бороду и волосы. Но меня не проведешь!

— Держите! — Гонде бросил к ногам Робена черную сутану, от которой бандит освободился по дороге, чтобы сподручней было бежать. — Вот видите, маскарад для него — дело привычное! Разве не прав я, когда говорил, что никакой это не священник и не офицер, а один из наших воришек?! На сей раз ему удалось ускользнуть, но нет худа без добра, потому что в пятидесяти шагах отсюда я сделал важное открытие.