Михаил Ланцов - Новик [СИ]

- Почему же?

- Крупный.

- Только лишь поэтому?

- Да я перепугался и заговор произнес, что от отца слышал. Он сказывал, что иной раз животинка слышит его и принимает.

- А что за заговор?

- Мы с тобой одной крови, ты и я. Батя сказывал, будто бы этих слов достаточно может быть, чтобы волки тебя за своего приняли. А я их еще куском мяса подкрепил. Но то глупое поверье оказалось. Вожак только разозлился.

- Ты им рассказал о том?

- А что толку? Рассказал, конечно. Но им ведь страшно было. А кому хочется болтать, будто бы перед волками в штаны наложил? Правильно. Никому. Вот они и приукрашивают. Теперь же, видимо, сами поверили в свои выдумки и пошли много дальше. Дурни. Волколакам ведь служить в их понимании намного почетнее, чем честным людям.

- Мда… - покачал головой отец Афанасий. – Ты понимаешь, что заговоры – это грех? Великий грех!

- Понимаю. Господь образумил. Показал, что грязь эта силы не имеет. От лукавого все сие. Но и наказал, а не просто указал. Вот и терплю расплату в виду глупостей своих людей, которые норовят меня ославить. И ведь я ничего с ними не сделаю. Начну запрещать и карать, так подумают, что рот затыкаю и пуще прежнего станут болтать. Тайком. А как с тем бороться? Не убивать же эти дураков? Помоги, отче. Век обязан буду. Мочи терпеть все это больше нет. Боюсь, что сорвусь и избивать их начну от злости бессильной.

- За то, что заговор применял – епитимью на тебя на ложу. – строго произнес отец Афанасий. – Грех это великий. По весне, как прибудешь в Тулу на смотр, пожертвуешь десять рублей нуждающимся. Сиротам или вдовам. Сам решай. А до того – каждый день «Отче наш» трижды по утру читать. Понял ли?

- Ясно понял, отче. А церкви я могу пожертвовать?

- Можешь, - чуть помедлив, ответил священник. – Но по доброй воле и сколько пожелаешь. Я в том тебя не неволю. И только после того, как епитимью исполнишь.

- Конечно.

- Что же до этих болтунов, то я с ними поговорю.

- Беда в том, что они своим языком поганым уже всех взбаламутили. Представьте, каково нам с супругой жить, когда тебя все твои люди считают нечистью православной?

- Как-как? – напрягся отец Афанасий.

- Нечистью во Христе. Дескать, мы волколаки, что крещение приняли.

- А ее почто такой почитают?

- Так по лету прошлому, как мне подурнело, ей тоже тошно сделалось. Память частью потеряла. Странная стала. Да ты, отчего, наверняка о том ведаешь.

- Как же, как же. Конечно ведаю. Мне ее мамка приводила, думала, что бесы в нее вселились. Я ее осмотрел. Церкви она не боялась, святой воды и креста животворящего тоже. И вообще не похоже, чтобы в нее бес вселился. Но Евдокия настаивала. Отчитал я ее тогда молитвами добрыми. Марфуша же, вместо того, чтобы бесноваться, заснула. Что совершенно невиданное дело для бесноватых, они в церкви покоя найти не могут.

- А что ее мамке не нравилось?

- Что капризничает, дела по хозяйству никакие делать не хочет. А за какие возьмется – все не так творит. Или портит, или в насмешку выворачивает все да поганит.

Андрей мысленно усмехнулся. Он уже столкнулся с тем, что быт людей XVI века был полон малопонятных и непривычных для него ритуалов да предрассудков. А дела хозяйственные в основном отличались наличием большого количества явных и скрытых ритуалов, носящих явный мистический характер. Даже если ты в целом все делаешь правильно, но упустишь тот или иной элемент ритуала, то местные это могут трактовать очень нехорошо - посчитают, будто ты проклясть их хочешь или еще какую пакость злоумышляешь. В общем, Марфе-Алисе с этим всем бредом досталось по полной программе. Что в категорической степени усложнило и без того немалые трудности по ведению хозяйственных дел. Ведь в XVI веке тупо не имелось того инструментария и возможностей, как в XXI. Из-за чего многие вещи делались иначе.

Это Андрей мог себе позволить начхать на эту условности, так как жил считай в лесу и медленно адаптировался в «тепличных условиях». Да и то – «косячил» направо и налево, несмотря на почти шестилетнюю подготовку. А Марфа-Алиса жила в семье, где ты постоянно на виду. И любое твое действие видно окружающим…

- Я с ней разговаривал о том. – произнес Андрей. – Она забыла. Вот напрочь забыла и все, то, чему ее мамка и бабка учили, да тетки показывали с самого детства. А они ей не верили.

- Так разве бывает?

- Я не знаю, - пожал плечами парень. – Но я вот что сумел заметил. У меня тоже часть памяти отшибло. Людей с трудом узнавал. И произошло в тот же день и примерно в тот же час, что у нее. Совпадение?

- К чему ты клонишь?

- Я долго думал над тем, что это могло быть и раз за разом приходил только к одному выходу – происки какого-нибудь колдуна. Одного в толк не возьму – почему эта ворожба ударили лишь по нам двоим? Али есть еще кто в Туле, кого в тот день повредило?

- Колдовство говоришь?

- А что еще? Мне ведь сказывали, что шел я шел. Вскрикнул. И упал, сомлев. А когда очнулся, то и поначалу не мог понять кто я и где. С Марфой, Евдокия сказала, тоже самое было.

Отец Афанасий задумался.

То, что говорил Андрей, имело определенный смысл и в целом многое объясняло. С одной стороны, а с другой порождало новые вопросы. Прежде всего связанные с колдуном.

Это ведь что получалось? У него в епархии завелся злодей злокозненный? Но почему он тогда уязвил только этих двоих? Хотя почему только двоих? Петр Глаз же, отец Марфы, тоже словно с ума сошел. Да и Евдокия была не в себе.

Может быть на их семейство кто злодея навел? Думал Афанасий. Неужели сотник? Он ведь сильно переживал, что его могут подвинуть. Но тогда причем тут Андрей? Разве что это все было подстроено от и до, и кто-то умело вел всех… Тогда это не абы какой колдун, а первостатейный злодей многоопытный. И беда близко… страшная беда…

Они еще немного поболтали. И отец Афанасий начал вызывать остальных. Но слушал их уже «спустя рукава» и в пол-уха. Да и сказки их о всякого рода волколаках мягко останавливал. Дескать, о чем они говорят? Если Андрей носит крест, читает молитвы, участвует в таинствах, то никаким волколаком он быть не может. Как и его супруга, с которой он поговорил подольше в надежде выудить хоть что-то про вероятного колдуна. Но Марфа после недавнего нападения была удивительно закрытой и по кругу винилась, вполне себе искренне раскаиваясь в том, что двух человек убила…

Ночевать здесь священник не стал.

Не потому, что не хотел, а лишь для того, чтобы поддерживать легенду. Так-то он бы тут и недельку посидел, пытаясь разобраться в том, какого черта происходит. Но… он не имел права слишком уж сильно выделять одного из представителей своей паствы и отлучаться надолго из Тулы.

И теперь сидя на лодке он в изрядной задумчивости смотрел на воду, напряженно думая. Колдуны, волколаки, разбойники… и уставший взгляд Андрея, который явно был в изрядном утоплении от всего этого кошмара. Главное же, он не мог понять – кто кого предупредил. Потому что новость о нахождении в Туле или возле нее сильного колдуна, который очевидно был нанят одним из сотников – страшна. Против кого он обернется дальше? На кого погибель призовет? А если с ним в следующий раз татары сговорятся? Ужас-ужас…