Михаил Ланцов - Новик [СИ]

- А ты что же? Хочешь изменить эту вековую систему?

- Если хочешь изменить мир – начни с себя. Я хочу покоя и спокойной жизни. Для этого придется потрудится и постараться. Для этого нужно, чтобы люди, живущие рядом с тобой, также хотели, чтобы ты заслуженно получил покой и уважение. Иначе ничего не получится.

- Ты идеалист, - покачала головой Марфа. – Безнадежный идеалист. За кого я за муж пошла? О боже! Мы по миру пойдем!

- А что бы ты хотела? Хотела бы, чтобы я все эти трофеи забрал себе, постаравшись продать?

- Почему нет?

- Потому что разбойники, что недавно приходили – не просто так тут появились. Потому что тебя пытались похитить тоже не случайно. И если бы мы поступили, как ты предлагаешь, то не дожили бы до зимы без всякого сомнения. Мало добыть много денег. Нужно еще придумать, как сделать так, чтобы их у тебя не отняли. Делиться надобно. Делиться.

- А почему не со старшинами?

- Помнишь? Землю крестьянам, фабрики рабочим.

- И что? К чему это?

- К тому, что по этой формуле ничего хорошего не получилось. Вот и у меня также. Или ты забыла, как я с краской пытался разыграть партию? У меня забрали почти все. И я выехал только из-за того, что за меня вышли возмущенные люди. Из-за чего замять дело не получилось. Вот я и решил в этот раунд сыграть наоборот и поделиться с теми, кто меня в прошлый раз поддержал.

- Мудрено все как-то…

- По-простому можно только проиграть.

- Вот видишь, - уперев руки в боки вскинув носик, заявила она, - ты мне все объяснил и стало легче. Нам обоим легче. Ведь я теперь тебя понимаю и поддерживаю.

- Достаточно было бы и того, чтобы ты молча поддерживала, не задавая глупых вопросов. Потому что уши есть даже у конского яблока.

- Я не местная дурочка!

- Ясное дело. Ты дурочка модерновая с самыми прогрессивными тараканами в своей милой головке. Не так ли?

- Не смей унижать меня!

- Впредь думай, когда и что говоришь, - нахмурился Андрей. – Одно неосторожное слово может стоить нам жизни. Даже сейчас. А ты иной раз как базарная баба себя ведешь! Совсем страх потеряла!

Так переругиваясь они и двигались в сторону крепость. Петр же, что шел шагах в десяти позади и до которого ветер доносил обрывки фраз, ухмылялся. Он был доволен тем выбором, который сделал. Ему нравилось, как мыслил Андрей. Возможно, излишне мудрено. Возможно, какие-то обороты он не понимал. Но общую суть ухватил верно. И он уже представлял, как сложно станет сидеть местным старшинам на старом обычае. Как он в скором времени начнет тыкать острыми саблями прямо им в зад…

- Дай-то Бог, - тихо прошептал Петр и перекрестился, - главное, чтобы царь не вмешался…

Глава 8

1553 год, 10 августа, Москва

- Доброго тебе дня, отче, - вполне почтительно произнес царь, входя к митрополиту.

- И тебе, Государь. И тебе, - покивал он.

- Как твое самочувствие? Не хвораешь ли?

- Да Бог миловал.

- Ну и слава Богу, - произнес Иван и взял со стола митрополита серебряную чеканную лампу, изготовленную по аналогии с той, что удумал Андрей. Взял он ее в руки. Внимательно осмотрел. И поставив на место, спросил. – Что-то зрение меня подводит последнее время, отче.

- О Боже! – перекрестился митрополит. – Что же так? Не зришь чего, али как?

- Да не зрю, отче, не зрю. Вот смотрю я на лампу и никак не могу разобрать, где на ней выбито, что удумана она слугой моим.

Повисла пауза.

Тяжелая такая и очень вязкая.

- Государь…

- Ты сказал мне, что Божьей волей удумали сию лампу. Это была правда. Но почему ты умолчал о том, что лампа была удумана слугой моим? И почему на лампе сие не написано? Уговор о том имелся.

- Не уговор, но благие пожелания, - возразил митрополит.

- Вот как? - прищурился царь. – Мой слуга назвал тебе свою цену. Но ты, отмахнулся от его цены, отнял у него удуманное им и бросил подачку. Хороший торг, не чего сказать. Только я не слышал, чтобы на торгу так кто-то поступал.

- Это простой поместный дворянин!

- Который служит мне! – рявкнул царь. - И в его лице, ты кинул подачку мне. Не так ли?

Митрополит замолчал и потупился. Ему ужасно не нравилось то, как развивался разговор. Между тем царь продолжал.

- Ты отнял у меня мое. И меж тем просишь грамотку, дающую тебе особое право на продажу краденого. Чтобы никто более не смел на землях моих сие творить. Отче, как мне следует это понимать?

- Государь, когда мой человек вел торг с Андрейкой он еще не заступил к тебе на службу. Так что он не был твоим слугой. И не служил тебе, когда удумывал сию лампу. Иначе я бы никогда не посмел ничего подобного сделать.

Иоанн Васильевич остро посмотрел на митрополита. Тот был формально прав. Поместный дворянин обладал статусом личного дворянства. Его же наследник получал то же положение только лишь заступив на службу. Но у любой формальной правоты имелась и оборотная сторона.

- Андрею на момент заключения сделки не было пятнадцати лет. А посему он нуждался в опеке старшего родича. А он уже много лет служит мне верой и правдой. Разве глава рода его давал разрешение на сделку?

- Нет, - побледнев ответил митрополит.

- То есть, Мать-церковь в твоем лице ограбила сироту? – вопросительно выгнул бровь Иоанн Васильевич. – Разбоем и лукавством выманила деньги у юноши, что всей душей рвался на службу, дабы, как и отец его, стоять насмерть за веру, царя и отечество? У сироты, что остался после смерти слуги моего. А значит я за юношу этого в ответе. Ибо все, кто служат мне, под моей защитой, и приплод их, и хозяйство.

Макарий еще сильнее побледнел. До такой степени, что даже губы слегка посинели.

Царь специально тянул с грамотой, изучая вопрос. Он прекрасно знал, что митрополит ждал и готовился, будучи уверенный в том, что рано или поздно грамоту подпишут. И на подворьях нескольких монастырей сии лампы изготавливали с осени минувшего года, готовясь к началу продаж.

Никаких глиняных или еще каких дешевых поделок, разумеется, к торгу не планировалось. Их делали два основных вида – медной да серебряной чеканки. Самые дешевые и ходовые планировали отпускать по цене в три рубля. Серебряные же, в зависимости от отделки, не менее чем за двадцать. И сделано было их уже очень прилично. Тысячи и тысячи, ибо ремесленники при монастырях старались, готовясь к осенним ярмаркам.

Медные должны были пойти ремесленникам, купцам да всякого рода государевым слугам в приказы и на места. Но главное это так называемый степной торг через Казанскую ярмарку и прочие. Ведь степь большая. И, несмотря на бедность, степная аристократия любила всякие штучки. Кроме того, митрополит рассчитывал на то, что иноземцы купцы тоже их закупят в каком-то количестве. Хотя бы из той же Литвы. По крайней мере, в первый год продаж, чтобы сыграть на новизне и собрать самые жирные сливки. Ведь реакция местных ремесленников вряд ли будет мгновенной.