Михаил Ланцов - Новик [СИ]

- И только?

- И только.

- А мне сказывали, что возгордился.

- Брешут. – порывисто произнес Андрей, вновь положа правую руку на сердце. - Мой отец живота не пожалел на службе твоей, и я не пожалею.

- На службе? И в чем же ты ее видишь?

- В том, чтобы врагов твоих бить. Ныне татар. А если прикажешь, то и любых иных. – Не убирая руки с сердца ответил он.

Тишина.

Царь внимательно смотрел на парня и о чем-то думал. Минуту, наверное, так смотрел. После чего спросил:

- А бронька сия откуда? Тоже сам удумал?

- Слышал я от отца, что в праотеческие времена в таких ратники на Руси воевали. Вот я и попробовал с кузнецом что-то изобразить. Я ему сказывал, передавая слова отца, а он пробовал.

- У тебя кузнец есть свой?

- После татарского погрома посад Тулы сильно пострадал. Вот я кузнецу-погорельцу и предложил год поработать на меня. Ведь для службы мне так и так нужно где-то броньку добрую искать.

- И чем она лучше того же бахтерца?

- Бахтерец без всякого сомнения крепче, но эту чинить легче. Она ведь на шнурках. И если в походе после боя нужно привести ее в порядок, то это можно сделать самому за вечер у костра. Достаточно иметь несколько запасных пластин и шнурки.

- Ясно… - кивнул царь и вновь поменял тему, возвращаясь к старой. - Значит, не знаешь, откуда краску берут?

- Государь, так ты скажи сколько тебе надобно.

- Заметьте, – усмехнулся Иоанн, – не я это предложил.

- Так чего крутиться вдоль да около?

- И то верно. Ладно. Мне тут сказывали, что ты добро посидел в своей крепостице. Ту, которую ты поставил на зло воеводе, - хохотнул он. - Много разбойного люда и татар побил. Это славно и урок для многих. Да и лампу добрую ты удумал. Посему я и пригласил тебя. Дабы наградить. Отныне поместье твое в вотчину передается за сиденье осадное.

- Служу царю! – рявкнул Андрей, вновь приложив правую руку к сердцу. Только излишне энергично, из-за чего стукнул кулаком по доспеху. Да и пятками щелкнул. На нем, правда, были не нормальные сапоги, но все одно – звук получился вполне подходящий для небольшого помещения.

- Хорошо служишь, – усмехнулся он. – Поставишь мне на будущий год две бочки своего светильного масла. В казну. И три гривенки краски ляпис-лазури. За то я закрою глаза на твои дела мутные. Тем более, что ты не под себя гребешь, а ради полка стараешься.

- Один раз, Государь? Только на будущий год? Или каждый год?

- А ты каждый год сумеешь?

- Не могу знать. Для светильного масла дерева нужно много. У меня поместье малое, быстро все закончится. Да и… Государь, я полбочки светильного масла целый год делал. На две бочки у меня ни дерева, ни людей не хватит.

- А на краску, значит, хватит?

- О краске я не ведаю. Пока ни согласиться, ни возразить не могу. Мне нужно время, чтобы понять – получится ли ее раздобыть еще и сколько.

- Ну что же… коль так, то поступим иначе. Треть всего, что ты торговлей или ремеслом добудешь, через вотчину свою, в казну передашь.

- И горшки? И наконечники для стрел?

- Ерничаешь?

- Никак нет. Не хочу голову в последствии морочить твоим людям. Ведь если мой слуга корзину сплетет, то треть ее тебе полагается. И как делить? Делать три, вместо одной? Да и зачем тебе корзина?

- А как бы ты предложил?

- Треть всего, что на продажу добуду – твое. Монетой ли, товаром ли, без разницы.

- Добро, - кивнул Иоанн. – Хорошо, пусть будет так. А теперь ступай.

- Государь, позволь просьбишку малую?

- Просьбишку?

- Думаю, что тебе уже донесли, будто бы меня по дурости называю волколаком селяне дикие.

- Разумеется, - кивнул царь. – И не только они. Слухов разных хватает.

- Позволь мне свой знак иметь и на прапоре поднимать его. Как раз белого волка на красном.

- Это еще зачем?

- Чтобы поместье оберегать. Там ведь от супостатов не продохнуть. Вместо сажание репы приходится могилы копать для татей и прочих озорников. А так, может опасаться станут. Люди темны. Верят во всякие глупости. Вот и думаю, почему бы их страхи не использовать к пользе дела?

- Ладно. Пусть будет, по-твоему. Ступай… - устало махнул рукой царь и отвернулся от Андрея, вернувшись к чтению. Десятник тут же засуетился. Открыл дверь, и они с парнем спешно покинул помещение…

[1] В данном случае имеются в виду мерины, доспехи с оружием, сбруя и деньги. Андрею засчитали очень приличную часть из-за чего он забрал себе весь конский состав, а десяток московской службы – монеты все остальное.

Глава 10

1553 год, 29 сентября, Москва

Андрей ушел, отправившись на подворье десятника, где ему назначено было ждать справленных грамоток. Вместе с ним удалился и десятник. А к царю заглянула царица, что наблюдала весь их разговор с самого начала через особые отверстие в фальшь-стенке.

- Как он тебе? – спросил Иоанн.

- Он не тот, за кого себя выдает.

- А я думал, что это только мне показалось… Но он – это он. С самого рождения до нынешнего дня он всегда был на виду у людей. Подмена исключена.

- А я слышала, что он год назад изменился до неузнаваемости. Словно в него бес вселился.

- Эта комната освящена особым образом. Нечисть в нее бы не смогла войти. В том мне божился митрополит. Тем более, встать прямо под вон ту икону, - кивнул он на стену, над дверью. - Да и соседняя комната освящена и обкурена ладаном. А он там стоял спокойно и уверенно.

- Знаю.

- Да и отец Афанасий говорит, будто он не боится святой воды, распятия и не недужит в храме Господнем.

- Я это тоже знаю, как и то, что он носит распятие на груди и знает на зубок символ веры и несколько молитв.

- Тогда ты должна понимать, что он не может быть одержим бесом.

- Ты ведь видел больше меня простых поместных дворян. И понимаешь – он ведет себя не так. Совсем не так. Словно… Да чего тут говорить – так не каждый боярин себе может позволить. И не потому, что не может. Нет. Не в этом дело. Он… он просто другой.

- И чем же?

- В нем нет трепета перед тобой. Страха. Это просто невозможно. Любой из бояр жаждет твоей милости, но, в то же самое время боится твоего гнева. Тут же этого нет. Помнишь, как он читал вирши? Очень славные, к слову, вирши, что явно говорит о добром образовании. Но ты явно дал ему понять, что они тебе не по душе. И что же? Он лишь удивленно вскинул бровь. И все. А как он стоял там? – кивнула она на соседнюю комнату, где продолжал сидеть дьячок. – А как он вел себя в городе? Ведь он не удивлялся. Паренек из глуши оказался в стольном граде и смотрел вокруг на все скучающим взглядом? Скорее даже с разочарованием. Ты сам-то в это веришь?

- И кто же тогда он?

- А что сказал митрополит?

- Он сказал, что взял под стражу своего помощника. Дескать, это тот самоуправство учинил и татей нанял для захвата Андрея в плен. Обещался все исправить и каялся, что недосмотрел. Молил простить его.