Пьер Бенуа - Соленое озеро

— Нам помешать! — весело воскликнул иезуит. — Вы смеетесь. Посмотрим ваши сигары. Превосходные, дорогой мой, превосходные!

— Не правда ли? — радостно спросил Рэтледж.

Явился Кориолан с серебряным блюдом, на котором, румяная и золотистая, лежала великолепная яичница с вареньем. Отец Филипп налил себе стакан Катабы и осушил его одним духом. Потом он встал.

Аннабель устремила на него вопросительный взгляд.

Он вынул часы и протянул ей.

— Простите меня. Без пяти минут двенадцать А завтра утром я служу обедню. Этого не следует забывать. Через пять минут мне будет запрещен этот великолепный омлет. Я предпочитаю удалиться от соблазна.

И он покинул их.

Новая комната его выходила на юг. Он раскрыл окно. В лунном свете, черный и белый, лежал перед ним город Соленого озера. С гор дул свежий ветерок, приносивший шум воды и запах цветов.

Долго вдыхал его отец д’Экзиль. Проведя рукой по своему лысому лбу, он заметил, что лоб у него влажный от пота.

Нервно захлопнул он окно. Комната была полна мрака. Ощупью добрался он до своей постели и, стараясь, чтобы не заскрипела ни одна доска, долгие часы пролежал без сна.

Следующий день, воскресенье, был очень трудным днем для отца д’Экзиля.

Он заснул поздно, очень поздно, когда в его комнате уже забродили бледные отблески утренней зари. Когда он внезапно проснулся, было уже семь часов. Черные полосы жалюзи чередовались с золотистыми полосами. Толчком раскрыл он ставни. Очаровательное, свежее утро порхало в саду. Пауки выткали в аллеях свои покрытые росою восьмиугольники. Взад и вперед, как медные полированные шарики, летали огромные слепни. Листва под голубым небом была прекрасного зеленого цвета, более сверкающего, чем обыкновенно.

Иезуит вышел на веранду. По воскресеньям, он немного торжественнее, служил там обедню в присутствии Аннабель и ее слуг. Когда он пришел туда, в облачении, оба негра были там: Кориолан, готовый помогать ему, и Роза, стоя на коленях. Но голубой бархатный аналой их госпожи был пуст.

— Разве он не был уложен? — спросил иезуит, указывая на аналой.

— Был, отец мой. Но он был в одном из ящиков, которые госпожа приказала вчера открыть.

Отец д’Экзиль ничего не сказал. В разных двух комнатах виллы на столовых часах пробило восемь. Ах, эти часы! Они тоже вернулись на свои места.

Обыкновенно он не спешил с молитвами, пока шелест юбок не известит его о прибытии Аннабель, которая всегда опаздывала. На этот раз он сейчас же начал служить обедню.

И только после первого Dominus vobiscum он заметил, что она пришла. Повернувшись, он разглядел склоненный на поручень лоб и весь ее мягкий силуэт, окутанный облаком утренней кисеи. В момент благословения она была еще на месте. А когда, после последних молитв, он вышел из алтаря, ее уже не было.

Отец д’Эзкиль почувствовал облегчение. Невыносимо тяжело было бы ему говорить с нею.

Он наскоро позавтракал один; затем позвал Кориолана.

— Я выхожу, — сказал он, — и вернусь в половине двенадцатого.

— А если меня спросят, где господин аббат?

— В американском лагере. Я хочу узнать есть ли там солдаты-католики и не нуждаются ли они во мне.

Он пересек город. Город Соленого Озера был еще пустынен, однако менее, чем накануне. На улицах попадалось мало прохожих, но во многих домах были уже открыты ставни. Должно быть, много мормонов ночью вернулись в свои жилища, доверяя данному Брайаму слову, что солдаты федеральной армии не войдут в город.

Данное слово сдержали. Внутри священной ограды отец Филипп встретил двух офицеров, но не видел ни одного солдата. Офицеры шли к губернатору Каммингу. Они первые поклонились отцу д’Экзилю.

— Американский лагерь по ту сторону Иордана, господа? — спросил их иезуит.

— Да, сейчас же по ту сторону.

Двигаясь все время по направлению к юго-западу, отец д’Экзиль достиг скоро реки. Она протекала между высокими кущами серебристо зеленого вербовника. На западном берегу кишмя кишели солдаты, купаясь или стирая свое белье.

На мосту возле поста, часовой задержал патера.

— Кого вы ищите?

— Капитана Ван-Влита, офицера, состоящего в распоряжении главнокомандующего.

Его пропустили, но не дали провожатого, так что он стал блуждать по лагерю.

У ряда повозок он остановился. Унтер-офицер проверял запряжку мулов, а по осям стучал молотком.

— Повозки эти уезжают сегодня вечером?

— Да, как вы сказали, — ответил сержант.

Отец д’Экзиль пошел дальше; сердце его горело от обиды. Значит, Аннабель солгала ему. Сегодня вечером уходит из Соленого озера американский конвой! Без нее. Почему?

Солдатские палатки стояли спиною к Иордану, образуя дугу. Перед ними, дугою меньшего диаметра, были расположены офицерские палатки. К ним и направился отец д’Экзиль.

Одна из палаток размерами и устройством выделялась среди других. Он подошел к ней. Его опять остановили.

— Вам кого?

— Капитана Ван-Влита.

— Он у генерала Джонстона.

— Будьте добры, скажите ему, что с ним хочет говорить отец д’Экзиль.

Часовой колебался. Тут вмешался молодой лейтенант, сделал иезуиту знак подождать и вошел в палатку. Почти тотчас же он вернулся.

— Пожалуйте за мною.

Генерал Джонстон был там только с капитаном Ван-Влитом. Будущий главнокомандующий великой армией Потомака пошел навстречу отцу д’Экзилю. По этому приему отец д’Экзиль понял, что накануне на банкете Аннабель говорила о нем.

— Садитесь, пожалуйста, — поспешно сказал генерал. — Вчера вечером восхитительная миссис Ли не скупилась на похвалы вам. Впрочем, они были излишни. Каждый добрый американец знает, какую роль вы сыграли при обнаружении убийц капитана Геннисона.

Не было более гнусного воспоминания для отца д’Экзиля. Он молчал, склонив голову.

— Миссис Ли скоро покинет нас, — сказал генерал. — Мы все сожалеем об этом. Но мы все отлично понимаем, что она предпочитает восточные штаты этой отвратительной стране.

— Сегодня вечером уезжает конвой? — спросил иезуит.

— Да, это так. А другой конвой уйдет ровно через неделю, в следующее воскресенье. Она может воспользоваться тем или другим, как захочет, несмотря, повторяю, на огорчение, которое доставит нам ее отъезд.

Отец Филипп набрался духу.

— Уехать сегодня вечером было бы ей неудобно. У нее поместили одного из ваших офицеров.

— У нее поместили офицера! — И голос генерала задрожал от ярости. — Что за глупость! Но я тут ни при чем, совершенно ни при чем, умоляю вас, передайте ей это. Но почему же она вчера вечером ничего не сказала мне?

— Она, может быть, не посмела, — пробормотал патер.

— Что же, она желает, чтобы его поселили в другом месте?

И карандаш генерала опустился на лист белой бумаги, готовый написать приказ.