Алексей Штрыков - Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате [СИ]

— Ещё пару дней продержи Бяня у себя, потом представь его мне, — говорил господин Чхве по ходу письма. — Если он переселится в гостевую слободу, выходи с Юанем незамедлительно. Записку, пожалуйста, передай ему сам. От этого многое зависит.

Он положил её в конверт, запечатал его и передал мне. Я поклонился и вышел, решив, несмотря на раннее время, доставить конверт немедленно — чтобы после уже не оставлять без присмотра моего опасного гостя. До слободы я отправился пешком. Первое утро нового года было тихим и безлюдным. За всё время я увидел на улице только одного пешехода — высокая фигура в тёплом зимнем плаще двигалась передо мной шагах в пятидесяти, неизменно в том же направлении, что и я. Мне стало очень любопытно, кто же это. Человек шёл, не оборачиваясь. Миновал ворота, вошёл в слободу, выбрал ту же улицу, которая была нужна мне, поравнялся с домом, где жил Юань Мин, и зашёл внутрь.

Мне открыли не сразу. Пока я ждал, время от времени терзая дверное кольцо, пошёл снег. Наконец хмурый и заспанный слуга приотворил створку ворот. Он уже — по лицу было видно — собирался выбранить раннего визитёра, но, увидев на пороге чиновника, согнулся в поклоне. Я благожелательно поздравил его и спросил, проснулись ли уже обитатели дома.

— Старикам что праздник, что будний день, — заплетающимся языком сказал привратник. — Они до рассвета на ногах. Это я, ничтожный, прикорнул.

— А кто заходил только что, передо мной? — продолжил я уже в переднем дворике.

Привратник посмотрел на меня пустыми, недоуменными глазами:

— Да разве же кто заходил? Спал же я, говорю… От вашего стука только и проснулся. А что-то случилось? Я сейчас всё обыщу!

— Нет, не нужно, — ответил я.

На инее брусчатки взгляд выхватил три уверенных линии следов — они ещё не успели скрыться под хлопьями снега или пострадать от шаркающей походки привратника. Одна — от гостиной до ворот, поверх — две от ворот до гостиной. Кто-то ждал человека, пришедшего до меня, и только что открыл ему изнутри. Но усилием воли я отогнал от себя неприятные мысли: из-за Бянь Мэнцая восприятие обострялось, всё неизвестное казалось подозрительным, но навязывать свою мнительность другим… «Если уж очень хочется познакомиться с этим гостем, — усмехнулся я про себя, — он сейчас наверняка сидит в гостиной».

В гостиной было пусто. Из боковой комнатки выпорхнул лакей и, принимая мой плащ, прощебетал: «Счастливое предзнаменование в новом году, благородный господин! Первый посетитель в новом году — сам помощник префекта!» Других гостей не видел и он. Вернее, не слышал их прихода. Следов на полу не было — его мыли буквально минуту назад.

Спросив о Юань Мине и получив ответ, что он уже позавтракал и читает у себя в комнате, я прошёл во внутренний двор. На «горе бессмертных», как и в мои прошлые визиты, медитировали старики, словно вовсе никуда не уходили. Их не стесняли ни холод, ни снег. Некоторых запорошило по пояс — и они сами напоминали тех истуканов, рядом с которыми сидели. В бельведере на вершине, кажется, кто-то был, но я, конечно, не стал подниматься. Я пришёл к Юань Мину.

В детстве мне попадался редкий нынче сборник остроумных новелл «Две тетради, спрятанные в рукавах». В первой истории судейский чиновник рассказывает знакомцу-даосу о поимке опасного грабителя и сетует: первое серьёзное дело в жизни ему довелось раскрыть, бесцельно шатаясь по городу — нужные улики сами попадались на глаза, нужные люди оказывались там, куда его несли ноги, и давали признательные показания, только слегка поднажми. «Неужто в этом и есть моя метода? — вопрошает сыщик, не иначе как в подпитии. — Неужто я не деятель, а лишь послушное орудие в руках судьбы?» По прошествии времени я мог удовлетворённо сказать о себе: я не орудие — по крайней мере не послушное. Судьба тыкала меня носом в улики, приводила туда, куда нужно, но я упрямо смотрел в другую сторону.

Встреча с Юань Мином длилась недолго. Он молча прочёл письмо префекта — дважды — и тяжело вздохнул:

— Как трудно бежать наперегонки с прошлым. И в глубокой старости и забвении, когда всё, чем ты можешь дорожить в жизни, — это покой, — оно является, чтобы забрать это последнее.

Фальшивые слова обжигали горло, но я деликатно сказал, что если путь до столицы вызывает у него серьёзные опасения, можно попросить дуншаньского правителя изменить решение. «Господин Белая Шляпа» только улыбнулся:

— Может ли путь вызывать опасения? Нет, опасения вызывает его отсутствие, — он посмотрел мне в глаза. — Но если ты, как пишет господин префект, станешь моим провожатым, то рискуешь упустить областные экзамены, а такая возможность выпадает раз в три года. Подумай, в следующем году ты мог бы встретиться с Сыном Неба!

— Следует ли стремиться в девять министерств, ведь пользу государю и народу можно принести и в родном краю!

Юань Мин ещё раз улыбнулся:

— Ты совсем как твой отец, малютка шаодай. Но трудно будет остаться в норке, когда за спиной у тебя расправятся крылья.

И на этом беседа завершилась.

Когда я вновь проходил гостиную, там сидел Линь Цзандэ. Мы поприветствовали друг друга.

— Сосватал меня вам этот глупый поэт! — произнёс он с напускным недовольством. — Скажите на милость, какой из меня декоратор? Моё призвание — писать полотна, а не оформлять интерьеры!

— Но ведь и взлёт великого Ван Фу начался с росписи княжеских покоев, — возразил я.

— Взлетать мне не нужно, полёт продолжается уж давно! И разве так велик Ван Фу? И разве княжеский дворец мне предстоит? — сказал Линь, но, наверное, понял, что получается грубость, скидку на которую сложно сделать даже с учётом его скверного характера. — Но не подумайте, что такая работа мне слишком трудна. Вы заказываете орнамент, и наша встреча как нельзя к месту. Я нарисую несколько эскизов, определите, который вам ближе.

Слова о том, что я доверяю его художественному вкусу, не принимались. Отражённый Феникс тут же достал несколько листков бумаги и за минуту нарисовал с десяток различных орнаментов — то есть, несомненно, по памяти воспроизвёл виденные прежде: строгие и ажурные, геометрические и составленные из растений и фантастических существ, окаймляющие и плоскостные, часто повторяющиеся и (как он уверял) составленные уникально, без единого повторения. От такого разнообразия и настойчивости художника заболела голова. Я хотел было ткнуть наугад, но потом решил, что тогда придётся объяснять, чем не угодили остальные.

Ответ нашёлся сам собой:

— Поместье будет огромным, — сказал я. — Попробуйте каждое здание оформить в своём стиле. Так, чтобы их сочетание было удачным.