Михаил Ланцов - Помещик. Том 1. Сирота

— Да.

— Еще интереснее… Пообщаться бы с ним. Да с каленым железом поспрошать, что там за разбойничий вертеп его батя устроил…

— Отче, он ведь всего лишь отрок…

— Потому и поспрошать ныне, ибо если по весне его поверстают в поместные дворяне, то уже не подступишься без веской причины.

— А нужно ли? Покамест он нам одну пользу приносил. И краску эту сдал. И лампу дивную, но простую измыслил. А то, что хочет сотую долю, так в том дивного ничего нет, как и в том, что знает цену краски. Он ведь по Туле после гибели отца полдня бродил, с купцами беседовал. Все выспрашивал их что, почем и в какую цену. Наверняка от них нахватался.

— Как у него вообще хватило наглости спрашивать с Матери — церкви даже долю сотую?! — хмуро произнес митрополит. — Сопляк! Или не ведает, кому указывает?

— Он сказал, что или так, или никак. Лампу разобьет и более делать не станет. У него же поместье в разорении. Из людей только два холопа и остались. Если не доходец этот, то ему и выезжать не с чего станет.

— Дивлюсь я на твои слова, — покачал головой митрополит. — Ты хоть понимаешь, какие это деньги?

— Нет, — честно ответил Афанасий.

— Если лампадка сия особливая светить станет как несколько свечей, то купить ее пожелают многие. Посему в год той сотой доли будет сотни рублей. Для простого поместного дворянина — огромные деньги! Не по Сеньке шапка!

— Так что же? Как с ним уговариваться?

— Пригрози гневом церковным за утаивание.

— А деньги?

— Предложи ему разом сто рублей. С него и этого будет довольно.

— Отче, — осторожно произнес Афанасий, — я гнев твой понимаю. Но Андрейка… он… он может и отказаться.

— Отказаться?! — вновь нахмурился митрополит.

— Нрав у него не прост. Он ныне в глуши со своими холопами зимует. В землях отца его. А там окрест на пару дней пешего пути татары опустошили все. Потому как обет он принял. Грозный обед. Встретиться со смертью лицом к лицу. Чай сей отрок не сильно испужается угроз. К тому же очаг он добрый себе поставил. Все в нем просто, токмо не могу уразуметь, почему дым бежит у него туда, куда ему надобно, а не в землянку. И ежели такие печи Мать — церковь поставит в палатах Государевых, то…

— Афанасий, а жить он как будет дальше? — устало вздохнув, спросил Макарий. — Он кто? Отрок — сирота. Жаждущий в поместные дворяне верстаться. Ежели церковь даст ему денег много, то как он со своими товарищами по оружию ужиться сможет? Человек слаб. Особенно, подверженный тяжелым лишениям. Ему и сто рублей — много. Ибо другие поместные дворяне на зависть изойдут и дурное удумают. И падет он, вслед за отцом своим. Год — два и преставиться. Юн он еще и глуп.

— Да, — тихо произнес Афанасий, соглашаясь с митрополитом. О ситуации в таком разрезе он даже как — то и не подумал. Ведь точно на зависть изойдут. И закончится это может очень мрачно…

— Ежели не дурак, то поймет. А если дурак, то тем более ему деньги такие в руки давать не след. Даже если лампу и печь эти мы не получим, то Бог с ними. Жили как — то без них и еще проживем…

[1] 2/10 гривенки Андрей продал купцу Агафону. Две порции по 2/10 гривенки Андрей продал отцу Афанасию. И еще ½ гривенки Андрей внес пожертвованием в церковь. Совокупно 1 и 1/10 гривенки.

1553 год, 23 января, где — то на реке Шат

Утро.

Холод.

И мороз.

— Замечательно замерз! — нервно буркнул сам Андрейка, грезя, будто телогрейка, душу греет им злодейка, грязной тканью облепив и блохами одарив…

Кхм…

Зимняя жизнь Андрейки и его людей стабилизировалась и как — то вошла в свою колею. Пробуждение. Подогрев воды. Умывание и чистка зубов подручными средствами. Общая тренировка. Завтрак. И дела. А так как бегать по окрестным лесам не требовалось, то дела эти пошли намного веселее. По сути им приходилось только за дровами ходить. С волокушей ручной, топором и… пилой.

Да, парень ее все — таки сделал.

Устинка и Егорка немало ворчали, поняв, чем отрок занялся, но прямо возразить не смели. Однако, когда оценили эту поделку в действии, то кардинально переменили свое отношение.

Выковать небольшую полосу металла, да на горячую вырубить с одной ее стороны крупные зубья особой сложности не составило. А вот с заточкой намучались. Но это окупилось многократно после, когда они этой лучковой пилой[1] начали разделывать сухостой прямо в лесу перед укладкой на волокушу. Валили сухостой они, как и прежде, большим топором на длинной ручке. А вот дальше теперь все сильно упрощалось. Что экономило им немало времени и сил, позволяя фокусироваться на более важных задачах. Точнее над задачей. Потому как парень работал над доспехами для себя. И холопы, прекрасно понимая, что это архиважная задача, старательно ему в этом деле помогали.

Вариантов того, что парень себе мог изготовить имелся вагон. В теории. На практике, ему нужно было как — то объяснить окружающим появление у себя этих доспехов. И ничего лучше, чем «снял с разбойника» в голову ему не приходило. А что можно было взять трофеем с татя? Правильно. Ничего серьезного. И боже упасти — анахроничного. Поэтому массу интересных конструкций, которые тупо не бытовали в регионе ему пришлось отбросить. Как и те, что считались слишком дорогим снаряжением.

К вопросам легализации присоединялась и проблема роста. Парень ведь рос и еще не один год будет делать это «грязное дело». На таком — то питании да под соусом регулярной тренировки странно рассчитывать на иное. Поэтому, волей — неволей его выбор оказался ограничен одной только кольчугой.

Ее и надставить просто, легко увеличивая габариты. И вопросов к самому факту ее существования вряд ли у кого — то возникнет. Кольчуги ведь на Руси в XVI веке ходили очень широко, выступая основным типом доспеха. Ну и делать ее можно было как получится, потому как их разнообразие здесь, на фронтире, зашкаливало. Разбойник мог принести на своих плечах вот буквально что угодно — от крепкой «праотеческой» кольчуги, сделанной из толстых, прочных колец до легкого панциря из мелких плоских колец. Да и из соседних регионов «гости» могли пожаловать в виде каких — то персидских, османских или еще каких поделок. Так что придираться никто не должен.

Парень еще в Туле обратил внимание на ту пестроту вооружения и снаряжения, которая наблюдалась у поместных дворян. Вроде бы все в кольчугах и легких шлемах, а на деле — ни одного «под копирку» не стояло. Снаряжение у всех этих бравых парней чем — то отличалось и это хорошо бросалось в глаза. Поэтому главное — удержаться в рамках общих морфологических признаков военного снаряжения. И не заявляться в компанию воинов «упакованных» в кольчуги, щеголяя в какой — нибудь лорике сегментате или еще в чем — то настолько же анахроничном и не типичном для региона и эпохи.