Елена Афанасьева - ne_bud_duroi.ru

— И я вроде бы нет.

— Тогда попробуем понять, что за аномальное явление случилось в природе, что все силы небесные или земные против нас ополчились. Но только завтра.

Стала разгребать спальное место на своем диване. Джой с Толичем так и не нашли свой ботл, но молодой организм после стольких встрясок и без алкоголя дал сигнал к отдыху. На удивление быстро отыскав в этом бедламе раскладную кровать для Толича и расчистив Димкину кушетку, они отключились.

А я вместо сна провалилась куда-то в яму. Алиса хренова, ходу полета еще и читала лозунг, натянутый вдоль всего пути в пропасть: «Синяя Борода» — гарантия качества вашего брака!» Из пропасти выскакивал Джинн, выдергивал волосок за волоском из своей синей бороды, бежал к моей сгоревшей машине, падал под колеса, чертыхнувшись и извинившись, обратным духом исчезал в своей расселине…

Джинн видоизменялся и обретал лицо мужчины, который реально свалился мне под колеса на Никитском бульваре. Он еще как-то странно упал, манерно поскользнувшись в маленькой лужице. И долго не мог подняться, цепляясь за мой грязный «Москвичек». Машина содрогнулась оттого, что он стукнул проскочившей между колесами ногой по днищу… В детективных триллерах его превратили бы в наемного убийцу, который прикрепляет на дно взрывчатку, чтобы убить героя… Машина героя потом взрывается и горит долго и красиво. А герой, случайно отошедший пописать на заправке, чудом спасается и смотрит на горящую машину со стороны. Как я…

Как я…

А почему я думаю, что так бывает только в триллерах… А если…

На последнем «если» голова моя не вынесла нагрузки и отключилась окончательно…

Бежать!

Бежать из дома! Далеко-далеко. Чтоб все искать кинулись. И папа чтоб про свои важные доклады запамятовал, а велел лошадей закладывать и девочку свою ненаглядную искать. И мама чтоб, заламывая руки, убивалась, что так недобро девочку обидела, чего она, Александринька, никак не заслуживает!

Бежать! И непременно в легком платье, без шубки, без капора. И обязательно замерзнуть в снегу.

Замерзнуть в сугробе на Фонтанке! Ветер снегом занесет. И будет она коченеть, как девочка из сказки датчанина с таким красивым именем Ганс-Христиан. Сказку эту про несчастную бедную девочку со спичками мама читала им давеча перед сном. В холодный утренний час в углу за домом по-прежнему сидела девочка с розовыми щечками и улыбкой на устах, но мертвая. Она замерзла в последний вечер старого года; новогоднее солнце осветило маленький труп. И они с Ванюшкой в два голоса рыдали, никак успокоиться не могли. Папа даже попенял мама, что это она пугает детей на сон грядущий. Но маменька, утирая слезы с ее лица, отвечала, что добрее будут. И к себе прижимала крепко-крепко, а они с Ванюшкой все рыдали и рыдали.

Теперь уже маменька будет рыдать так же громко и безутешно, что не сберегла свою несчастную девочку. И поймет, что Александринька лучше и Ванюшки, и младшей Лизаньки, и того неведомого младенца, которого Господь должен послать им на Спас. Да только уже поздно будет! Она до смерти замерзнет в снегу.

Мимо будет ехать в карете Степушка с княгиней. Непременно чтобы Степушка! И он из окошка кареты заметит в сугробе кружево ее лимонного платьица, в котором она третьего дня танцевала с ним на детском балу у Нечаевых. И узнает это платьице. И велит остановить карету, и укутает своей шубкой, на руки возьмет, к себе домой привезет, и ухаживать будет. Маменьке они не сообщат — пусть рыдает!

Только вот унесет ли ее Степушка? Она, конечно, не Катрин Нечаева — несчастный Семочка Лазарев, сколь ни силился во время мазурки, но правильно обхватить ее не мог. Но Степушка, добрый, чудный Степушка ростом вышел пока не больше самой Александриньки — подымет ли?

Да и как быть с платьицем? Сейчас на ней синее буф-муслиновое, с глухим воротничком и без всяких кружев. А так надобно, чтобы Степушка нашел ее непременно в лимонном с кружевами. Она так нравится сама себе в лимонном. И мама, помогая miss Betty наряжать ее перед детским балом, называла «моя королева». А нынче взяла и свою королеву обидела!

Утром еще все было так чудесно. Проснувшись, Александринька пробралась в материнскую спальню. Мама уже встала. Солнышко играло в большом зеркале у маменькиного туалетного столика. И мама среди солнышкиных отражений как королева — королева солнечных зайчиков. Дульетку скинула и неглиже — в чулках, кружевных панталонах ниже колен, в сорочке без рукавов, с болтающимися концами не завязанных еще тесемок, — умывается. Из большого кувшина с пастушками Глаша поливает ей на ладошки. Вода ледяная, и маменькино лицо начинает розоветь. Александринька ежится, потом храбрится, подставляет и свое личико, мама плескает на него — брр, холодно! И весело.

— Как спала нынче? Замерзшая девочка снилась? Или несчастная Николенькина матушка? Да это ведь только книги! Писатели пишут их для того, чтобы ты, читая, училась чувствовать, страдать, любить. И потом, мы же говорили, дурных снов не бояться. Во сне отбоишься, оттревожишься, и, когда проснешься, бояться не будет надобности.

С маменькой бояться нет надобности. Отчего с маменькой никогда не страшно?

— Маменька, а как Степушка мне скажет, что жениться на мне хочет?

Мама смеется. Глаша ей корсет поверх сорочки шнурует, а маменька смеется.

— Отчего же непременно Степушка? Глаша, не так туго. Нельзя нынче туго в моем une fausse position 1. Так отчего же Степушка, а не кто другой? Не Николенька Павлищев? Не Петрушенька Звонарев? Не Семушка Лазарев, наконец? Прошлым летом в имении, помнится, тебе все Семушка больше нравился.

Какая, право, странная. Понимает, понимает все, а потом как скажет неумное, будто и не мама, а кто-то совсем глуповатый. Конечно же, Степушка, а кто еще?!

— Может, муж у тебя другой будет? Мне в детстве тоже нравился мальчик, сосед по орловскому имению, Алешенька Незвицкий. Но замуж-то я за вашего отца пошла.

— А если бы за Алешеньку? — подивилась Александринька. — Если бы за Алешеньку, а не за папиньку? У нас был бы другой папа? Или у тебя были бы другие детки? А мы бы тогда где были? У другой матушки? Вместе с папа или одни?

Маменька снова смеется. Глаша уже стелет на полу перед кроватью круги кринолина. Александринька эти круги сосчитала, даром говорят, что она ленится в учении. А она вот сосчитала — восемнадцать целых обручей, один другого меньше, и еще семь половинок обручей, как буквица «Слово» — «С», чтобы маменька могла в свой кринодино-вый колокольчик залезть. Ох, скоро и у нее будут платья с такими же восхитительными колокольчиками! Скоро-скоро! Ах, отчего же нельзя еще быстрее! Чтобы уже теперь носить такие же платья, как мама!